— Я не понимаю… — пробормотал Виктор.

— Ты поймешь.

Голос старика изменился, стал плавным, женственным. Пахнуло свежестью трав и хвои. И теперь это был не старик уже, а Нанна — северная ведьма, и только глаза оставались прежними — выцветшими, пустыми, незрячими. Ветер взметнул ее волосы, словно льняное покрывало, распахнул ворот расшитой бисером рубахи, обнажив розовые росчерки рубцов на бумажной белизне кожи. Клеймо, оставленное ее любовником.

Она протянула тонкую руку, указывая куда-то за ржавый частокол леса.

— Он идет.

«Кто идет?» — хотел спросить Виктор, но не успел.

Кроны деревьев осветила короткая и слепящая вспышка — словно вспыхнул в ночи прожектор космического маяка. Виктор зажмурился на мгновение, и, приоткрыв ресницы, увидел, как над тайгой вспучивается волдырями небесная жаровня.

В оглушающей тишине голос Нанны звучал особенно зловеще:

— И дивилась вся земля, и поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему? и кто может сразиться с ним?

Добела раскаленный шрам расщепил тучи надвое.

Оттуда, словно язык исполинского пса, вынырнуло багровое пламя. Оно жадно облизало лежащую внизу землю, и кедры занялись мгновенно, словно сухие щепки.

Вслед за багряным заревом, разрывая тишину, пришел звук — будто где-то внизу, в космической глубине гулко и надрывно застонала, заворочалась гигантская черепаха, несущая на своей спине всю земную твердь. Почва задрожала под ногами, сбрасывая с себя шелуху прилепившейся к ней жизни, как собака сбрасывает со своей шкуры паразитов.

Теперь Виктор понял, о ком предупреждала Нанна. Это происходило снова — пришествие нового бога. Но не древнего полубезумного бога хаоса, и не бога христиан. Никого из любой существующей религии. Это было совершенно новое божество — вечно голодный бог трансформации. Бог порядка. Но не той гармонии, о которой грезил мир, а беспрекословного подчинения единой системе, может даже не имеющей ничего общего с человеческой моралью.

Далекий стон теперь обернулся могучим ревом, от которого закладывало уши. Воздух раскалился добела, и жаркий язык огня лизнул Виктора в лицо. Задыхаясь и проваливаясь в плавильный горн апокалипсиса, он еще видел краем глаза, как в кипящем мареве выступили очертания чего-то исполинского, выше самых высоких кедров, сверкающего накалившимся медным панцирем — это шел новый хозяин мира…