У нас опять проблемы со связью и поддержанием контакта, но я, стоя у обочины и колдуя над мобильником, вижу паровоз, пыхтящий на стратспейской ветке в лучах солнечного света. Как бы то ни было, к обеду мы воссоединяемся. Встречаем супружескую пару, у которой мои родители купили дом. Старички вышли на пенсию и поселились в здешних краях. Тесен мир.

Через деревню Далнейн-Бридж возвращаемся к себе на базу отдыха «Гленливет». Высматриваем рыжую белку (на прошлой неделе мы с Лэсом и Айлин одну такую видели). На беличьем фронте успехов нет. Меняем курс и направляемся в Даффтон, чтобы пройтись по барам и выяснить, ловится ли здесь канал «Скай», потому что вечером будут транслировать какой-то футбольный матч. (Мне это не особенно интересно, я болею только за гринокский «Мортон», а потому даже не помню, кто сегодня играет.) Дафтон, как намекает его имя, давит: ничего не происходит, в магазинах безлюдно, в барах встречают неприветливо. В одном буркнули, что, мол, у соседей в принципе есть «Скай», но за публичный просмотр не уплачено.

Наверное, нам не везет. Честно говоря, единственная светлая личность – это девчушка, работающая на допотопной заправке. У нас за неделю сложились дружеские отношения, потому что у «Ягуара» аппетит как у слона, а емкость как у комара.

Решаем, что для поездок по дистиллериям сегодня жарковато, и возвращаемся на базу. Разминаемся на бильярде, загораем, проводим испытания упрощенной игры Дейва (один черт), перекидываемся в картишки, выпиваем, курим.

Шашоля: исчерпывающая этимология

Несколько лет назад мы приехали компанией в Гленфиннан встречать Новый год. Сняли там домик, который рекламировался как «шале», – мы его прозвали «Шаляй-валяй». На самом деле это была маленькая рыбачья хижина в десяти минутах ходьбы от дома Лэса и Айлин. В поезде мы познакомились с малость чудаковатым англичанином. По-моему, звали его Ролло, может, и не совсем так, но в любом случае экстравагантно. Одет он был в футболку регбиста, явно выпускник частной школы. Ну, знаете такой тип. Короче, Ролло – или как там его – стремился на крошечный отдаленный остров вблизи чуть более обширного, но все же отдаленного острова около довольно отдаленной части не самой ближней части материка.

Мы ему втолковали, что идея сойти с поезда во мраке ночи на станции Лох'aйлорт, чтобы своим ходом пилить на какой-то остров у черта на рогах, – это, мягко говоря, придурь, и предложили поехать с нами в «Шаляй-валяй», переночевать на полу и продолжить путь уже при свете дня, чтобы свести к минимуму опасность обморожения или полной потери сил. Ролло согласился немного отложить следующий этап своего путешествия и отправился с нами на вечеринку к Макфарланам. Мы жутко надрались. В нашей компании был Джим, давно замечено, что в подпитии у него плохо ворочается язык. В этот раз он разговорился, но никто не понимал ни единого слова. Исключение составил – по какой-то непонятной причине – я один, поэтому на меня легли обязанности переводчика.

Джим излагал примерно так:

– Эслипонакомиссчеком фпоезенунефпоезе моноивафтопсе аймунекудефаца звежлисьти нунодатмукоку.

А я сосредоточенно хмурился, как и положено нетрезвому человеку, кивал и растолковывал:

– Джим говорит: «Если познакомился с человеком в поезде, ну, не в поезде, можно и в автобусе, а ему некуда деваться, – из вежливости нужно дать ему койку». (Когда я умолкал, Джим согласно кивал, а иногда высказывал дополнительные аргументы, которые, конечно, тоже требовалось перевести.)

Так продолжалось довольно долго, и я, по собственным ощущениям, справлялся блестяще, но лишь до тех пор, пока Джим не разразился долгим и невнятным монологом, в конце ставшим чем-то вовсе не членораздельным. То был довольно выразительный звук, а может, набор звуков, и Джим остался доволен своей заключительной аргументацией, судя по тому, как он кивал и картинно прихлебывал из жестянки; я понял, что не имею права отмахнуться. Отложив в памяти этот финал чисто фонетически, как услышал, я принялся растолковывать слушателям весь монолог с самого начала, чтобы выиграть время и по контексту сообразить, что же имелось в виду. Но не тут-то было. Дойдя до конца монолога, я отказался от нормативного английского, на который переводил, и просто воспроизвел то, что услышал в исходном варианте «кода Джима»: «Шашоля».

«Шашоля». Это слово повисло между нами в воздухе, как зловонный желудочный выхлоп, в котором никто не признается.

Пожав плечами, я обвел взглядом слушателей.

Все были заинтригованы.

Джим тоже был заинтригован.

В тот раз он так и не вспомнил, что имел в виду, а утром (ну хорошо, днем/вечером) тем более, так что слово «шашоля» осталось для нас тайной, но потом вошло в обиход и стало использоваться в тех случаях, когла один из нас чего-то не расслышал или не понял. Оно, кстати, годится и в качестве тоста, успешно заменяя собой «Вздрогнули!».