Читаем полностью

Покинув Финдхорн, проезжаем вдоль забора бывшей военно-воздушной базы «Кинлосс». Когда мне было лет девять, мы с родителями приехали в эти места отдыхать, и отец, полагая, что мне будет интересно, поставил меня у этого забора, в считаных метрах от взлетно-посадочной полосы, когда взлетал «Шеклтон». «Шеклтон» был морским патрульным самолетом авиакомпании «Эйр Саут-Уэст», переделанный из старого бомбардировщика «Ланкастер» времен Второй мировой войны, с четырьмя оглушительно грохочущими винтовыми двигателями. Когда он пронесся в двадцати футах надо мной, я чуть не обделался.

Признавшись, какого страху нагнал на меня этот эксперимент, я заподозрил неладное, потому что папа лишь улыбнулся. Но в тот же вечер он реабилитировался: договорился, чтобы меня прокатили на катере воднолыжной станции. Кто-то из экипажа «Шеклтона», летавший на нем много позже положенного срока списания, метко охарактеризовал его не как самолет, а как тридцать тысяч заклепок в плотном строю. Таких старых самолетов здесь больше нет, но по пути обратно в Форрес мы видим в небе кое-что не менее впечатляющее: огромные широкие колышущиеся стаи птиц – вероятно, гусей, но с такого расстояния определить не могу, – заполонившие небо над далекими лесами и дюнами.

Дорога A940/939, ведущая на юг от Форреса, в основном совпадает со старой военной дорогой, и это одно удовольствие: прекрасная лента асфальта вьется среди сосен, которые держатся корнями за песчаную почву, вверх по лесистым холмам, в сторону открытой пустоши у Лохиндорба (Lochindorb), потом вновь ныряет в лес и продолжается в тени останков старой, ныне разобранной железной дороги. Представляю, каким захватывающим был железнодорожный маршрут. Даже голый костяк этой ветки производит впечатление. В наше время здешние мосты, виадуки, въезды в туннели принято щедро украшать крупными архитектурными детялями в шотланском баронском стиле и увенчивать зубчатыми парапетами. Пусть в такой отделке есть некое функциональное излишество, я не возражаю: выглядит превосходно, и дорога, сама по себе маленький шедевр, получает достойное обрамление.

– Вот в чем причина, – изрекает с заднего сиденья Дейв, когда мы проезжаем вблизи Лохиндорба.

– Что еще за причина?

– Эта часть Шотландии нравится мне не так, как западная.

Мы с Джимом переглядываемся. Джим пожимает плечами:

– Не из-за того же, что здесь слишком много дистиллерий?

– Здесь не хватает воды, – с нажимом произносит Маккартни.

Я теряюсь.

– Для чего? Для разбавления виски?

– Да нет же, – говорит Дейв. – Здесь не хватает лохов.

– Не хватает лохов?

– Ну да. Холмы, речки – это все хорошо, но побережье слишком ровное и лохов почти нет.

– Ты о каких? О морских заливах или о внутренних озерах?

– И о тех, и о других.

– А ведь он прав, – говорит Джим. – На этой лесистой косе явно не хватает водных просторов.

– Да и горы не помешали бы, – продолжает Дейв, увлекаясь затронутой темой. – Настоящие, скалистые.

Кошусь на Джима:

– Господи, на него не угодишь.

– У Маккартни чрезвычайно жесткие географические требования.

– А больше тебе ничего не требуется? – спрашиваю я. – Архипелаги, перешейки? Вулканы?

– Не. Мне бы только лохи да горы.

– Положись на нас, Дейв, – говорит Джим.

– Это правильно. Посмотрим, что можно для тебя сделать.

Маккартни доволен.

– Ладно уж. На досуге займитесь.


Теплым вечером собираемся вернуться в «Браконьерский бар», чтобы еще раз погонять шары, выпить и закусить. Но сперва – в коттедж, к нашим быстро растущим запасам великолепного виски. В результате я впадаю в приятно сумеречное, чуть смешливое состояние. Иду к старой телефонной будке, чтобы позвонить домой, но там не отвечают. Не вешаю трубку: меня завораживает негромкое «пи-пи» (пауза), «пи-пи» – такой рингтон сейчас можно услышать только в таксофоне. Через некоторое время мне слышится «и-ди» (пауза), «и-ди», и я смеюсь оттого, что меня послали. Это уже перебор. Повесил трубку, отдышался, вытер слезы – можно возобновить партию в бильярд. Которую я благополучно сливаю, потому что уверен, единственная причина – в том, что меня потрясывает от смеха: после стаканчика виски со мной всегда так.

В баре развлекаемся, как можем. Наша естественная среда обитания – по эту сторону барной стойки. Теперь, много лет спустя, наш опыт с баром «Кл'aхан» в Дорни кажется уродливым отклонением. Рулил этим заведением Джим, потом Дейв, которому помогала его подруга Дженни, при любой возможности наезжавшая из Абердина, и даже мы с Энн подписались неделю постоять за стойкой, чтобы Дейв и Дженни могли перевести дух. Бывало, дела шли в гору, но в целом наша затея окончилась полным крахом. В общей сложности мы вложили в дело более четверти миллиона фунтов, а продали за пятьдесят штук. Даже самый творческий бухгалтер не предотвратил бы этой финансовой катастрофы. Ну, ничего, по крайней мере мы не умерли и даже не расплевались.

Возвращаемся в коттедж, чтобы еще разок попробовать силы в забойной игре на девяти досках, выпиваем еще вина и виски, глупеем и садимся играть в скрэббл.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное