Читаем полностью

Река Кайл в этом месте совсем узкая, и порой прилив больше похож на наводнение. Мой отец рассказывал, как в свое время его адмиралтейский катер «Мандарин», который шел на полной скорости, приливом медленно отнесло назад.

В старину скот переправляли через реку вплавь, а потом гнали далеко к югу, на скотные рынки Фолкерка (Falkirk). Нетрудно представить, как внимательно следили здесь за приливом.

Паром притирается к наклонному спуску; я наблюдаю за швартовкой; с натянутых причальных тросов на бледный цемент пандуса летят капли воды.

От Глен-Элга, игнорируя Отличную маленькую дорогу, которая тянется вдоль берега до Арнисдейла и Коррана, а также маршрут до великолепной каменной башни, дошедшей до нас из железного века, мы энергично петляем и вьемся, поднимаясь вверх, к перевалу Рэтаган (Ratagan), с которого открывается один из лучших видов Шотландии – на Лох-Дуих (Loch Duich) и горы Пять сестер из Кинтейла. Словно зачарованная пейзажем, дорога после него, похоже, сходит с ума, начинает ошалело метаться по лесу, а потом героически спускается к воде и главной дороге в Шил-Бридж. Это жесткая, напряженная часть пути; классно, только медленно (спуск оказывается даже труднее подъема). А вот дорога А87 от Шил-Бриджа до Инвергэрри, как упоминалось в седьмой главе, – выше всяческих похвал.

Дальше – обычным путем до Саут– и Норт-Куинсферри, через Спийн-Бридж и Далуинни, а потом кратчайшей дорогой через Трайнафур (Trinafour) – справедливости ради, поскольку с утра мы посетили, так сказать, родовое гнездо Кена в Данвегане – к замку Мензис (Menzies Castle) близ Уима (Weem), так как это мое родовое гнездо. Если, конечно, хоть чуть-чуть верить историям о кланах.

На А86, проезжая мимо указателя на Ферсит, показываю то место, где разбился «Порше-911». А если совсем честно – то место, где я его угробил.

Что произошло с моей машиной

Разгар лета, 1998 год. На носу – ежегодный музыкальный фестиваль T in the Park, проходящий неподалеку от нас, на аэродроме «Баладо», и это было понятно, потому что дождь лил как из ведра. В тот момент мы являлись гордыми обладателями двух «Порше 911»: старого синего K Reg, который до сих пор у нас, и темно-синего купе Carrera 4, на котором тогда ездила Энн. На выходные я собирался в Гленфиннан и попросил у Энн купе, потому что мягкая крыша другого «Порше» имела плохую и совершенно не характерную для тевтонцев привычку протекать под сильным дождем. Энн с радостью согласилась, и мы с машиной замечательно проводили время, хотя дождь был такой силы, что я подумал, будто уже в Гленфиннане. Все было хорошо, пока не начался участок дороги неподалеку от Ферсита.

Стоило только увидеть хороший прямой отрезок, и я начинал гнать довольно резво – так я прошел последние несколько миль и пару десятков поворотов, при этом «Порше» никак не показывал, что зад или другие его части заносит, но на том вираже я переборщил; ливень заколотил сильнее, чем раньше, к тому же на дороге, там, где дождь не стекал на обочину, скопилось много стоячей воды. Я входил в поворот и попал в небольшую колдобину в месте, где два полотна сходятся, – зад автомобиля повело и раскрутило вправо.

Сильнее всего меня разозлило то, что я, как мне казалось, дважды вернул себе управление; я выкрутил руль и думал, что выровнялся, но потом машину занесло в другую сторону, и она начала уходить на мягкий склон из травы и вереска на обочине. Я снова выровнялся, опять не тормозя, но зад вдруг рванул в ту сторону, в которую изначально собрался, – и мы сразу улетели с дороги на уходящий вверх склон придорожного холмика, располагавшегося в паре метров от асфальта. Раздался громкий хлопок, сработали подушки безопасности. Наверное, я закрыл глаза, потому что после ужасного удара по голове мне понадобилось несколько секунды, чтобы понять, что машина перевернулась и я вверх ногами сижу в машине, которая на крыше катится по дороге. Я бы повис на ремне безопасности, если бы крыша не прогнулась, зажав мою голову и верх кресла.

Удар по голове прошел вниз по позвоночнику, и я почувствовал какой-то щелчок в середине спины. (Поначалу больно не было, но вот потом, когда мы через пару недель поехали в Южную Африку отдыхать и продвигать мои работы, мне пришлось несколько ночей провести без сна; в итоге оказалось, что снять боль и заснуть можно только лежа в ванной.)

Примерно в тот момент, скользя по дороге на крыше, я положил руки на голову (или, точнее сказать, под голову – я же был перевернут). Я даже не подумал, что это довольно бесполезное занятие, – идей лучше все равно не было. Помню, как в голове четко промелькнуло: «Черт, я же и умереть могу», помню, что раздражался на себя, но почему-то у меня не было времени на то, чтобы хорошенько испугаться. Скольжение продолжилось, потом случился еще один, но уже не такой сильный удар, снова раздался грохот, на этот раз снизу, а потом – тишина.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное