— Нельзя помогать Завоевателям, даже если они имеют моральное преимущество.

— Маленькое предательство — это очень серьезная вина?

— Маленьких предательств не бывает.

— Возможно, необходимо взвесить сложность ситуации. Я ведь поступил так не из любви к врагу, а чтобы помочь другу.

— И тем не менее, я сотрудничал с врагом.

— Это бесстыдные, самоуничижающие шлепки грешной гордости.

— Но я чувствую свою вину, мне стыдно.

Вот так я и провел ночь. Когда наступил день, я поднялся, посмотрел на небо и попросил Провидение помочь мне найти искупление в водах Дома Возрождения в Иорсалеме, когда мы туда придем. Потом я пошел разбудить Олмэйн.

3

Земной Мост был в этот день открыт, и мы присоединились к толпе, устремившейся из Талии в Африкию. Я уже во второй раз пересекал Земной Мост, потому что год назад — теперь это казалось где-то далеко в прошлом — я шел как раз в обратном направлении: из Эгапта в Рам.

Существуют два основных пути, по которым Пилигримы перебираются из Эйропы в Иорсалем. Северный путь пролегает через Темные Земли к востоку от Талии, затем нужно сесть на паром до Станбула и обогнуть на нем западное побережье континента Айзы. Я бы выбрал именно этот маршрут, потому что из всех великих городов мира я никогда не был в Станбуле. Но Олмэйн уже побывала там, чтобы проводить исследования, когда она была Летописцем, и ей город не понравился. Поэтому мы выбрали южный маршрут — через Земной Мост в Африкию и затем вдоль берега великого Озера Медий, через Эгапт и складки Арбанской пустыни до Иорсалема.

Истинный Пилигрим странствует только пешком. Эта идея не очень-то была по душе Олмэйн, и хотя нам приходилось много идти, мы ехали как только представлялась возможность. Если ей нужно было остановить машину, она не гнушалась никакими средствами. Уже на второй день нашего путешествия ей удалось напроситься в машину богатого Торговца, который направлялся на побережье. У этого человека и в мыслях не было предлагать кому-то проехаться в его роскошном автомобиле, но он не смог устоять перед чувственными нотками глубокого, музыкального голоса Олмэйн, даже несмотря на то, что голос этот исходил от бесполого существа, скрытого под маской Пилигрима.

Торговец путешествовал со вкусом. Возможно, он и не заметил, что произошло Завоевание и что Земля деградировала в течение долгих столетий Третьего Цикла. Его самозаправляющаяся машина была длиной в четыре человеческих роста, а шириной достаточной, чтобы в ней свободно уместились пять человек; а пассажиры, сидящие в ее чреве, словно ребенок в утробе матери, были надежно защищены от окружающего мира Видеть, что находится вокруг, можно было с помощью нескольких экранов. Температура внутри никогда не отклонялась от заданной. Открыв кран, можно было налить себе ликер или более крепкие напитки; можно было получить и питательные таблетки. Специальные сиденья предотвращали тряску. Для освещения использовался автоматический свет, который включался и выключался мысленной командой. В машине был установлен шлем мыслепередачи, но я так и не понял, был ли где-то в машине консервированный мозг для использования в качестве хранилища памяти или по каналу дистанционной связи из машины можно было связаться с хранилищами памяти городов, которые мы проезжали.

Торговец был человек дородный и грузный, которому нравилось быть таким. У него была кожа темно-оливкового цвета, шапка напомаженных черных волос и темные проницательные глаза, и он просто упивался тем, что он такой важный и полностью контролирует окружающий мир. Как мы узнали, он занимался продажей продуктов с других звезд. Он обменивал нашу незамысловатую пищу на деликатесы с других планет. Он направлялся в Марсей, чтобы проверить груз с насекомыми, вызывающими галлюцинации. Груз только что прибыл с одной из окружающих Землю планет.

— Вам нравится машина? — спросил он, заметив наши восхищенные взгляды. Олмэйн, которая при любых обстоятельствах умела чувствовать себя непринужденно, не могла оторвать восхищенного взгляда от парчовой ткани, усыпанной бриллиантами, которой машина была отделана внутри. — Она принадлежала Виконту Парриша, — продолжал он. — Я имею в виду, что это была его личная машина Теперь его дворец превращен в музей.

— Я знаю, — тихо сказала Олмэйн.