…Прости, прости же, дочь. Ты положилаТуда — с собой — бутылку да икону…И вот лечу, лечу по небосклонуИ плачу надо всем, что раньше было.И больше до тебя не достучаться.А лишь когда бредешь дорогой зимнейВ дубленочке, вовек неизносимой, —Метелью пьяной близ тебя качаться.Я вижу все: как входишь в магазиныИ нищую еду кладешь рукоюВ железную и грязную корзину,Плывя людскою гулкою рекою.Я вижу все — как бьет отравный ветерТебя, когда идешь ты узкой грудьюНасупротив такого зла на свете,Что легче камнем стынуть на распутье.Я вижу, как — осанистей царицы —Ты входишь в пахнущие потом залыЗолотоглавой, смоговой столицы,Которой всех поэтов было мало!Но слышу голос твой — браваду улиц,Кипение вокзалов, вой надгробий —Когда гудишь стихами, чуть сутулясь,Ты, в материнской спавшая утробе!О дочь моя! Да ты и не святая.Клади кирпич. Накладывай замазку.Пускай, немой, я над землей летаю —А ты — мои голосовые связки.Так спой же то, что мы с тобой не спели:Про бубен Солнца и сапфиры снега,Про вдовьи просоленные постели,Про пьяного солдатика-калеку,Про птиц, что выпьют небеса из лужи,Пока клянем мы землю в жажде дикой,Про рубщиков на рынке — и про стужу,Где скулы девки вспыхнули клубникой,Про поезда — верблюжьи одеялаПовытерлись на жестких утлых полках! —Про то, как жить осталось очень очень малоВ крутой пурге, — а ждать уже недолго, —Про то, как вольно я летаю всюду,Бесплотный, лучезарный и счастливый, —Но горя моего я не забуду,И слез, и поцелуев торопливых!Твоих болезней, скарлатин и корей.Глаз матери над выпитым стаканом.Земного, кровяного, злого горя,Что никогда не станет бездыханным.И в небесах пустых навек со мноюИскромсанная тем ножом холстинаИ мать твоянад рюмкой ледяною,Когда она мне все грехи простила.И только грех один…