“Tell this gentleman exactly what occurred,” ordered M. Bouc.

The man spoke somewhat jerkily.

“The valet of this M. Ratchett, he tapped several times at the door this morning. There was no answer. Then, half an hour ago, the restaurant car attendant came. He wanted to know if Monsieur was taking d'ejeuner. It was eleven o’clock, you comprehend.

“I open the door for him (я открываю ему дверь) with my key (своим ключом). But there is a chain, too (но на двери: «там» еще и цепочка; too — также, тоже; к тому же), and that is fastened (и она закреплена = дверь закрыта и на цепочку тоже; to fasten — связывать; запирать; застегивать). There is no answer (ответа никакого) and it is very still in there (и там внутри очень тихо; still — неподвижный; тихий, безмолвный), and cold — but cold (и холодно — очень холодно). With the window open (с окном распахнутым) and snow drifting in (и снегом, летящим внутрь; to drift — относить, гнать /ветром, течением/; насыпать /сугробы/, заносить /снегом/). I thought (я подумал) the gentleman had had a fit, perhaps (что, возможно, джентльмена хватил удар; fit — припадок, приступ). I got the chef de train (я привел начальника поезда; to get (got) — доставать, добывать; вводить кого-либо куда-либо). We broke the chain (мы сорвали цепочку; to break (broke, broken) — ломать; разрывать, прорывать) and went in (и вошли внутрь). He was — Ah! c’'etait terrible (он был — ах — фр. это ужасно)!”

He buried his face in his hands again (он снова закрыл свое лицо руками; to bury — хоронить; прятать, скрывать).

“The door was locked (дверь была закрыта /и/ на замок; lock — замок, затвор; to lock — запирать на замок) and chained on the inside (и на цепочку изнутри; to chain — скреплять цепью; закрывать на цепочку /дверь/),” said Poirot thoughtfully (произнес Пуаро задумчиво). “It was not suicide — eh (это не было самоубийством, не так ли)?”

chain [ten] fasten ['f:sn] suicide ['s(j)u:sad]

“I open the door for him with my key. But there is a chain, too, and that is fastened. There is no answer and it is very still in there, and cold — but cold. With the window open and snow drifting in. I thought the gentleman had had a fit, perhaps. I got the chef de train. We broke the chain and went in. He was — Ah! c’'etait terrible!”

He buried his face in his hands again.

“The door was locked and chained on the inside,” said Poirot thoughtfully. “It was not suicide — eh?”

The Greek doctor gave a sardonic laugh (доктор-грек язвительно усмехнулся; laugh — смех; sardonic — злобный, сардонический). “Does a man who commits suicide (разве человек, который кончает жизнь самоубийством; to commit — совершать /чаще дурное/) stab himself in ten — twelve — fifteen places (закалывает себя в десяти — двенадцати — пятнадцати местах)?” he asked (спросил он).

Poirot’s eyes opened (Пуаро удивился: «/широко/ распахнул глаза»; to open one's eyes — удивляться, изумляться). “That is great ferocity (какая колоссальная жестокость; great — большой, огромный; сильный, глубокий, колоссальный /о чувствах, состояниях, свойствах и т.п./),” he said.