Это очень древнее время. Я вижу его. Мы не можем провидеть время; его дано провидеть только провидцам, пророкам. Время иногда нам снится. Мы любим ловить его во сне, как ловят рыбу сетью. Я поймала тебя сегодня. Я давно хотела тебя поймать. Женщина поймала в любви женщину; ну и что? Это было всегда, и это будет. Сейчас очень страшное время. А мне все равно весело в нем жить. Дай мне свою грудь. Я вберу ее ртом. Я люблю чувствовать во рту грудь, нежность соска, его ягодную сладость, биение горячей крови в нем. Сосок женщины — окончание мира. Здесь мир кончается и начинается бесконечность. Бог придумал женщину для любви, правда?

Возьми губами еще здесь. И здесь. О да. Так.

Какая ты счастливая, что испытываешь все это.

Какая ты счастливая, что ты все это даришь мне.

Древняя сила, великая сила. Раздвинь ноги и открой мне все, что у тебя внутри. Раскройся. Я хочу ласкать все, чем ты владеешь. Бьют часы на стене, бьет ветер в окно. Сейчас зима, а нам жарко, будто мы на Ривьере. Вот, я вся открылась тебе. Женщина всегда так знает, так чувствует женщину, она всегда сделает так, что сладость захлестнет тебя, и ты потеряешь сознание.

Я уже его теряю. На помощь! Ты дура. Все еще только начинается. У тебя можно кричать? Все можно. Здесь нас услышит только Бог. Бог же был против этой любви! А ты меня любишь? Нет, ты что, любишь меня?

Закрой глаза. Я целую тебя в шею. Потом в грудь. Потом целую твои ребра. Потом прикасаюсь губами к животу. Лижу языком пупок. Целую золотое руно внизу живота. Мои губы здесь, у края твоей тайны, у пропасти желания. Если я коснусь тебя губами — ты превратишься в птицу.

Я хочу превратиться в птицу! Пожалуйста! Скорее!

Я целую твой мокрый соленый жемчуг. Я раскрываю губами твой бутон. Я всовываю дрожащий язык в твою раковину. Я превращаю тебя в продолжение себя. Я превращаю тебя в дрожание, в крик, в льющийся сок, в запах, в свет. Я превращаю тебя в смерть, но ты воскресаешь.

Они отдыхали. Воннегут курила, отводя руку, ссыпая пепел в изящную морскую раковину с белыми многочисленными смешными рожками, переливающуюся изнутри голубым перламутром. За окнами брезжил рассвет. Цэцэг опустила балдахин над кроватью. Они на миг выпали из времени, сейчас нехотя возвращались в него.

Как твой богатенький Буратино? — Александра всунула тонкую сигарету в зубы, наблюдала снизу, лежа, как вьется, тает над ней дым. — Тебе с ним хорошо? Не надоел?

Я не задавалась этим вопросом, знаешь ли…

Не хочет ли он, такой талантливый и многообещающий, потесней прижаться к алмазному концерну «Де Бирн»? Я сблизилась с «Де Бирн» в Париже, слетала к ним и в Амстердам, и в Брюссель… Это перспектива. «Де Бирн», судя по всему, останется единственным в мире монополистом — продавцом алмазов. Наши ребята из Якутии хотели его обойти, да факир был пьян, фокус не удался. — Воннегут снова глубоко затянулась, ссыпала пепел в раковину. — «Де Бирн» взял быка за рога. Все, они короли. Разве твой красивый бойфренд дружит не с королями?

Цэцэг потянулась к Воннегут. Их груди опять соприкоснулись. Она прикурила от гаснущей сигареты подруги. Балуясь, выпускала дым изо рта колечками.