Читаем полностью

Холл около ресепшен был заполнен гомонящей толпой. Энди проводил Веронику в бар, где звучало фортепиано. Он оставил ее за столиком и побежал в номер за книгой. В номере переоделся в летний костюм и свежую рубашку. Когда он вернулся, на столике стояли два бокала вина и горящая свеча. Вероника доедала салат. Он сел молча за стол, надел очки и стал медленно переворачивать страницы книги. Потом начал читать вслух. Вероника уселась поудобнее, откинувшись на спинку стула. В какой-то момент он почувствовал ее стопы на своих лодыжках. Он не выносил публичных проявлений чувств. Они сидели в самом центре полукруглого зала. Вдоль стен стояли кожаные диванчики. Каждый, кто хотел, мог видеть, что происходит у них под столиком. Он замолчал, подогнул ноги как можно глубже под свой стул и огляделся по сторонам. Слева от него на диванчике сидела красивая молодая женщина с белым цветком в волосах. Она прижималась к плечу мужчины, который положил ладонь на ее бедро. Женщина расслабленно слушала музыку. Вероника тут же отследила взгляд Энди.

– Очень аппетитная, да? Такая, как ты любишь, да? Молодая, брюнетка, с огромной грудью? – спросила она шепотом. – Вот точно такую я бы хотела к нам в постель. Но только на одну ночь. Помни! – добавила она и, приподнявшись на стуле, поцеловала его в щеку.

Он задумался, потянулся к бокалу с вином. Он не понимал, шутит она или выражает свои настоящие тайные желания. Подобная тема возникала в их разговорах и раньше. Она довольно часто возвращалась к этому. Он помнит, как однажды в машине по дороге из Кракова в Щирк он спросил о ее прошлых мужчинах. До свадьбы их было не так много, а о тех нескольких, которые были после свадьбы, она говорить не хотела. На третьем году учебы она встретила студента факультета философии из Вроцлава. Виделись они практически только по выходным. Это не была большая любовь, тут было другое: полные эмоций интеллектуальные разговоры, стенания о судьбе отсталой Польши, водка и вино со скромной закуской и секс. Она тогда дружила с Мартиной. Самой красивой из всех студенткой с факультета физики. Почти все недоумевали, как такая красивая девушка могла выбрать физику и обречь себя на общение с такими асексуальными занудами, как физики и математики. Однажды после очередного ночного разговора почти до утра Вероника осталась ночевать в общежитии у Мартины. Они легли вдвоем на узкой койке, на второй койке спала какая-то вдрызг пьяная пара. Мартина неожиданно сунула руку между ног Вероники. Потом начала нежно целовать ее шею. Вероника не отвергла этой ласки. Она позволила расстегнуть себе лифчик и коснуться грудей. Через несколько минут она повернулась к Мартине лицом. Они начали целоваться. Так же по-настоящему, как с философом. А потом она поняла, что «только язык женщины обладает тем знанием, которое недоступно ни одному мужчине, как бы он ни старался». Несколько месяцев Вероника спала и со своим философом, и с Мартиной. Когда связь с философом умерла – без каких-либо трагедий, естественной смертью, она стала спать только с Мартиной, только чаще. Но ее по-прежнему привлекали мужчины. Она не была лесбиянкой, как Мартина, она была бисексуалкой. Потом, когда в ее жизни появился очередной парень, она перестала вечерами ходить в общежитие к Мартине. Но никогда не забывала об этой странице своей жизни. Не забывала о том, как касалась ее Мартина.

Все это она рассказала ему по дороге в Щирк, он хорошо это помнил.

– Читай дальше, Анджей, я пошутила, – шепнула Вероника, деликатно толкнув его ногой под столом.

Он вернулся к чтению.

Вероника в основном молчала, только иногда уточняла какие-то исторические детали. Он всегда увлекался периодом Ренессанса, книгу Аретино знал прекрасно, поэтому в который раз имел шанс блеснуть эрудицией. Потом они заказали очередную порцию вина и, когда брюнетка со своим спутником вышла из бара, поспешно пересели на освободившийся диванчик. Слушали музыку, обнявшись. В какой-то момент к пианистке подошел ужасно худой длинноволосый мужчина с колораткой вокруг шеи. Он слегка поклонился и оставил банкноту на фортепиано. На секунду стало очень тихо. Когда Вероника приблизила губы к уху любовника, намереваясь, видимо, прокомментировать этот жест, Анджей вдруг почувствовал, как кто-то резко схватил его за плечо. Он поднял голову.

Около диванчика, еще не замеченная Вероникой, стояла Паулина Марта. Он смотрел на нее с ужасом. Чувствовал, как пересыхает у него в горле и начинают дергаться веки и губы. Потом он услышал театрально громкий вопль: «Анджей, твою же мать!» и увидел, как поворачиваются в его сторону головы всех присутствующих. Как по команде. Он вскочил с дивана, поднимая за собой Веронику.

– Я думаю, будет лучше, если мы выясним все между собой в номере, – выдавил он из себя.


Вслед им, когда они выходили из бара, пианистка заиграла какую-то бравурную радостную мелодию, видимо, желая отвлечь внимание гостей от неловкой сцены. У лифта Анджей отпустил руку Вероники и сообщил:

– Я пойду по лестнице, это поможет мне успокоиться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза