0 - Тёмная стена

Рассуждали там не долго. Послышался глухой стон, потом хруст и серия шмякающих звуков, чередующихся со стонами. Потом «филонщик» вернулся на свою кровать – ползком. Лицо не тронули, били по торсу. Не слишком долго, но профессионально и с силой, какой к вечеру в бараке не оставалось уже ни у кого. Парень больше не создавал видимость, теперь он работал как все, а иногда и получше, что вызвало одобрение бригадира. Лёха этого момента тогда не понял и продолжал присматриваться к новой реальности. Только через пару недель, он узнал, почему зеки, работавшие лучше прочих, но так, что могли так же эффективно работать и на следующий день, ценились коллективом и пользовались надменной благосклонностью блатных. Узнал в один из выходных дней, когда их не гоняли на работу – он на всю неделю, был такой один, выходной этот. Хочешь, не хочешь, а за день ты должен отдохнуть, восстановить силы и снова вперёд, на штурм высот честного, непременно тяжкого труда.

Пожилой мужик, сам завязал с ним разговор – о погоде, о грядущей зиме, которая здесь отличалась сильными морозами. Лёха морозов не боялся. Он бывало, в морозы, и без шапки ходил и без шарфа – что ему эти морозы?

-Дурак что ли? – Удивился зек, подавившись дымом. – Ты как в морозы башку-то себе не отморозил? – Лёха пожал плечами – он не врал, говорить что-то ещё бессмысленно. – Ну, я не знаю парень, уникум ты походу. – Старик тоже плечами пожал. – Но ты молодой, здоровья много. А я хрена лысого так рисковать буду. В сороковник морозу, башку простудить так можно, что потом сам не поймешь, как ласты склеил.

Тут уже Лёха поперхнулся – сороковник? А так бывает вообще? Старик рассмеялся и пояснил, что тут бывает и похлеще, сорок - это ещё тёплая зима. В прошлую ударило за шестьдесят.

-Семеро на обратной дороге насмерть замёрзли. Дураки – им говорили, аккуратно, вспотеете, всё, хана. Куда там! – Он махнул рукой, мол, что быку объяснять, куда шуруп вворачивать? Он всё равно кроме «му» и травки пожевать, другого ничего не понимает.

Лёха минуту переваривал информацию – шестьдесят морозу. Он не мог представить себе такого холода. Впрочем, память услужливо подкинула пару образов из прошлого, из экспериментов по различным воздействиям на пространственное положение предметов и живых существ, в строго определённой плоскости. Мышка вот вспомнилась. Он тогда догнал температуру до пятидесяти пяти. Мышка окочурилась через три минуты.

Разговор они продолжили, старик обладал важной информацией, а этого Лёха упустить не мог, от того сколько он будет знать об этом месте, зависели и его жизнь и его будущее.

Так он и узнал, в разговоре обо всём подряд, что каждая бригада, берёт на себя одного-двух блатных – их норма работы рассчитывалась на бригаду. Норма небольшая, даже несущественная – если бы они работали хотя бы допотопными бензопилами. Но весьма внушительная, при работе обычными топорами. Зеки, «мужики», должны были отработать и свою норму, и норму блатных. А сделать это в такой работе, с таким инструментом, было весьма не просто. Поэтому «стахоновцы», ценились. Не так что бы сильно, но ценились. Нескольких, старик даже по именам знал, назвал их тут же – Аркаша, Бубба, Зелёный, Туман, Сёма Тупак, в общем, «стахоновцев» знали по именам…, почему стахановцы?

-Молодёжь блять. – Буркнул старик, услышав вопрос. – И чему вас учат?

Потом он долго рассказывал, как раньше было и что такие зоны как эта, полное извращение, насмехательство над всем институтом системы исправления и наказания (слова он использовал другие, часто матерные, но смысл тот же) и просто идиотизм, в стадии белой горячки. А отвечать на первый вопрос, так и не ответил. Пришлось Лёхе остаться в неведении, относительно происхождения термина «стахановец».