— Не всегда. Достаточно редко, на самом деле. У меня не такие уж частые отпуска. — Тут Шляпа сообразила, что оправдывается перед пятнадцатилетним сопляком: — Должна же я как-то развлекаться! Тут, в школе, тоска смертная.
Джеймс Бонд не замедлил выполнить третью подачу:
— А что директор? Он тебя не развлекает?
— Дамблдор-то? — Шляпа хихикнула. — Да он вообще себе на уме. Что-то вычерчивает за своим столом, в Омуте Памяти шарится… Весь в делах, весь в заботах!
— В чём шарится?
— Да вон, чаша стоит, видишь? В ней директор переживает заново свои воспоминания. Ну, чтобы не загружать свою память ненужными мыслями и воспоминаниями, маг может вынуть часть дум из своей головы и сохранить их отдельно. Вон, целая батарея бутылочек в шкафу выставлена. Их можно вылить в омут памяти и пережить снова, одному или в компании. Как кинофильм, — ты ведь рос у маглов, и знаешь, что является для них важнейшим из искусств?
Джеймс замер с открытым ртом.
Значит, сохранённые воспоминания одного из самых могущественных волшебников современности, да? И каждый маг может вот так сохранять свои воспоминания? Не опасаясь, что что-то забудется, упустится, исказится? А потом продемонстрировать их… Компании… Широкой публике? И те будут видеть все детали, словно это
Бонд мгновенно представил себе переворот, который это нехитрое, по виду, приспособление произведёт в индустрии развлечений. У него, конечно, были какие-то накопления на чёрный день, но агент мог узнать золотую жилу, когда спотыкался об неё и вспахивал носом самородки величиной с лошадиную голову[138]
.— Спасибо, Шляпа, ты мне очень помогла! — горячо поблагодарил Джеймс Бонд. — Знаешь, если тебе очень скучно, я мог бы время от времени заходить и разговаривать с тобой… Если хочешь, конечно.
— Ну… — Шляпа осеклась. Ещё ни разу на её памяти маг в здравом уме и твёрдой памяти не предлагал беседу предмету одежды. С другой стороны… — Если тебе будет не сложно. Понимаешь, тут
— Замётано, — мысленно осклабился Джеймс. — Только, прошу, ни слова Дамблдору. А то он почему-то нервничает, когда ученики забираются в его кабинет.
— И в самом деле, — усмехнулась Шляпа, — что в этом такого? Ладно, не боись, я буду нема, как… Э-э-э… Скажи, ты точно уверен, что я распределила тебя в Гриффиндор? Просто в Слизерине ты добился бы…
Джеймс со всем возможным почтением снял Шляпу с головы, забросил её на место, постаравшись придать этому натюрморту нетронутый вид, и подошёл к шкафу с воспоминаниями. Значит, все… Ну ладно, не все, но значительная часть мыслей и воспоминаний Дамблдора стоит, разлитая в бутылочки по четверть пинты? Интересно, есть ли здесь какая-нибудь дополнительная защита, или профессор Дамблдор настолько уверен в себе, что считает, будто бы общей защиты на входе в его кабинет будет достаточно?
Суперагент достал ещё один карандаш, подцепил ручку и потянул на себя дверцу шкафа. Та, еле слышно скрипнув, распахнулась. В воздухе резко запахло озоном.
Если бы Бонд дал себе труд подумать хоть немного, он бы сообразил это и сам. Ведь все пушинки, пёрышки и предательский коврик, которые он так лихо обошёл на входе в кабинет, не защищали от нежелательного проникновения, а только информировали вернувшегося Дамблдора о том, что в кабинет кто-то вламывался. Но в случае с сохранёнными воспоминаниями этого было мало. Злоумышленник, открывший этот шкаф, мог получить доступ к самым важным знаниям директора, самым ценным, раз уж тот решал сохранить их в бутылочках, не доверяя собственной голове, — и что, директора удовлетворило бы простое знание, что кому-то это удалось?!
В следующий миг Джеймс с удивлением обнаружил себя в полёте, ныряющим за тяжёлый письменный стол. Инстинкты суперагента перехватили управление и заставили тело повиноваться, не обращая внимания на его жалкие потуги возразить, что оно, мол, не тренировано, и вообще таких упражнений ещё не проходило…
Затем кабинет превратился в огромный барабан, по которому врезал злобный горный тролль. По крайней мере, так показалось Джеймсу. Очевидно, этот горный тролль одновременно увлекался фотографией, потому что в свете сопровождавшей громовой удар вспышки Джеймс увидел внутреннюю обстановку кабинета — сквозь плотно зажмуренные веки… И дюйм тяжёлых дубовых досок столешницы.