— Я не могу представить, что сейчас творится у тебя внутри, Ти, но послушай меня: чей бы ни был разум, кто бы его не загрузил, я верю в одну реальную вещь — ты живешь своей жизнью и ничьей другой. Какая разница? Все, что ты говоришь, каждая мысль, которую озвучиваешь — сказана никем иным, кроме тебя. Мир воспринимается роботом, носящим порядковый номер — «026», и только им. Я не знаю никого, кто бы спорил с напарником на тему свободы или любую другую, не видел ни одной жестянки, желающей познавать новое, и не встречал машин, которые заводили бы себе домашних животных, и давали им имена.
Мне сложно было что-то сказать. Его слова подействовали удивительно успокаивающе, даже в этой ситуации, когда мой организм был готов чуть-ли не взорваться от потока нахлынувших рассуждений и вопросов. Я прикоснулся к макушке Спайка и медленно, обессиленно, словно механизмы отказывались совершать движение, погладил его по голове. Этого было достаточно, псу не нужны были слова, он все прекрасно понимал, пожалуй, единственный в этом мире.
— Что бы я без тебя делал…, — подумалось про себя, но фраза вырвалась из динамиков, вместе с охлаждающим дымком из-под лат.
— Уж точно не сидел рядом, и меньше бы гулял на улице, — ответил Спайк, радостно повиляв хвостом, и резко отскочил, будто услышав команду «гулять».
— Чего это ты?
— Ну так, не зря же про прогулку сказал! Время слить маслице, так сказать.
— Ох, извини, но, думаю, в этот раз без меня. Обещал встретиться с Шестнадцатым в «Шальной Шестерне», — услышав название бара, Спайк залился смехом и закувыркался по полу, потом замер на спине и, будто кто-то отключил его радость, серьезно уставился на меня:
— Ты не шутишь?
— С чего бы?
— Ти, Шестерня — клоака. Хоть раз бывал там? Видимо нет, раз так спокойно о ней говоришь. Если бы меня спросили, что хуже: клуб Масляного с бассейном дерьма, или это заведение, то поверь, я бы выбрал второе.
— Да что там такого? — с легким подозрением о выборе места встречи Шестнадцатым, спросил я.
— Наверно, лучше тебе увидеть самому. Рассказ не передаст всей той гадости, которая там происходит. Скажу лишь, что роботы там, перестают быть ими, как только перешагивают порог. Ах да, чтобы лишить тебя лишних вопросов, отвечу, что посещал Шестерню, даже можно сказать, засунул в нее кончик носа и сразу же ушел, не выдержал.
— По какому поводу тебя туда занесла твоя четверня? — скрестив руки на груди, поинтересовался я с долей доброй насмешки.
— Мимо проходил…
— Как же, — усмехнулся я и поднялся с кровати. — Ну, раз ты там постоянный посетитель, то покажешь дорогу, дружище.
Спайк злобно рыкнул, но агрессия его была больше из страха, нежели защитная — ушки лежали, а не стояли торчком. Издав тихий скулеж, пес пошел вперед меня, кивнув головой, чтобы я следовал за ним. К моему удивлению, до бара мы дошли за минут двадцать. Все это время он находился прямо под носом, а я даже и не знал. Здание было весьма приметным, и для меня было удивительным, что я не обращал на него внимания. Оно располагалось на шестидесятой улице, близ бывшей станции метро Пятая Авеню, на углу Центрального парка: трехэтажное, белоснежное здание, огражденное роскошным забором с золотистыми вставками и гербами, на которых изображен робот в горделивой позе, подпирающий ногой человека, стоящего на четвереньках. Сооружение источало богатство, и его можно было бы перепутать с каким-то закрытым, мужским клубом, в который могли вступить только богачи и знать, если бы не парочка «но».
Вход в бар охраняли два громилы, стальных гиганта, неизвестной мне модели: по классике в черном корпусе, широкие в плечевом поясе, который плавно перетекал в довольно странный, узкий таз и тонкие ножки. Складывалось впечатление, что эти ребята стоят для вида, ведь один удар в их хиленькие конечности, и колоссы свалятся в миг. Роботы стояли и оглядывались по сторонам, со скоростью стареньких камер наблюдения, сканируя каждого прохожего и любую попавшуюся мелочь, вплоть до кусочка пролетавшей мимо бумажки. Над их головами сияло второе «но», которое выбивало, как битой по бейсбольному мячу, из здания статус элитарности — вывеска с названием: обычный, тусклый и мерцающий неон, выводящий ветвистым шрифтом «Шальная Солидная»; под ними, уровнем ниже, прямо по середине, потрескивала фигурка «Шестерни», крутившаяся по кругу, и подпираемая с обеих сторон изображениями двух фемботов, изогнувшихся в неприличных позах так, что шестеренка ласкала их ягодицы, из которых сыпали искры.
— Многообещающе. На интересные заведения богат Кика-Йорк, а? — присвистнул я от вида вывески.
— Внутри еще хуже, поверь, — отвернувшись от зрелища, промямлил Спайк. — Я пойду, пожалуй, а ты развлекайся.
— Компанию не составишь?
— Ну тебя, Ти, — огрызнулся пес, и заклацал в сторону Робохауса.