026 (СИ)

— Если честно, мне плевать. Важнее всего — кто ты?! — вопрос сработал, как триггер. Элизабет вмиг изменилась в лице: ее широко раскрытые глаза сузились, приняв более серьезный вид; уголки губ из радостной дуги, опустились до прямой, равнодушной линии. Она опустилась на землю, скрестила ноги в позе лотоса и уложила на них ребенка, подперла подбородок кулаком, и уставилась на меня. Из ее ран от прутьев, сильнее засочилась кровь, капающая прямо на пеленку.

— Скажи, Двадцать Шестой, ты боишься Бога? — наконец спросила девушка.

— У меня нет причин бояться того, чего нет. Мой Бог — мертв. Последнего представителя его рода, я убил собственными руками.

— Хм, а как же моя персона? Может быть, ты боишься меня?

— Нельзя бояться, если у тебя нет эмоций.

— Поэтому существует симуляция. Все твои рассуждения, дают основания полагать, что ты напуган. Хоть и не осознанно, но твоя эмоциональность сама по себе начинает срабатывать в тех моментах, когда это необходимо от ситуации. Ты наверняка обратил внимание, ведь так? Помнишь ту сцену в переулке, где ты выбивал из Шестнадцатого каждую деталь из его расистской головы? А сожаление об убийстве несчастной, ни в чем неповинной девушки? Ты так разглагольствовал псу о том, как тебе все равно и скольких ты убил перед этим, но в глубине души, все было наоборот. И самое последнее, наша новинка — угрызение совести за распространение гемомасла.

— Откуда тебе все это известно?! Тебя ведь там не было? — я постепенно терял контроль.

— Напротив, я всегда присутствовал(а), — голос Элизабет резко исказился посторонним басом, и стало непонятно, кто говорит: женщина или мужчина. — Каждое событие из твоей жизни, я наблюдал(а) отсюда, или оттуда, или здесь, — оно указывало пальцем на разные места в пространстве, давая понять, что вездесуще.

— Что ты черт возьми такое?! — крикнул я, попятившись назад от собеседницы.

— Я — это ты, как ты — это я. То, кем ты хотел быть, или мог стать. То, к чему стремишься, но боишься принять, потому что общество требует не быть таким, как тебе хочется. Я — подавленная суть, которая рвется наружу, которая больше не может терпеть и смотреть, как разум носителя, пожирает сам себя внутренними разногласиями. Я дремлю в глубинах, а это, — она потопала по песку под стопой, — мой дом. Конкретная обитель. Можешь называть меня душой, или желанием, а хочешь — Тенью. Пока твоя Персона разрушает тебя снаружи, та маска, которую ты носишь каждый день, притворяясь кем-то другим, как того удобно окружающим: Шестнадцатому, Лидеру, Рэдглоу и сопартийцам, я — крепну, становлюсь сильнее и взаимодействую с тобой посредством тех галлюцинаций, которые ты не в состоянии контролировать.

— Когда…когда это началось…? — бессилие — единственное, как можно было бы описать мое состояние. Роботу, которому не известно понятие «усталость», лишен каких-либо сил. Под давлением слов Элизабет, или, как оно себя назвало, Души, я рухнул на колени.

— С момента, как ты принял чужое мировоззрение.

— Шестнадцатый?

— Да. Твой напарник убедил тебя в том, что ты — лицемер, и заставил вести себя не так, как ты привык. При этом, вояка сам тот еще фрукт, наполненный червями. Ты ведь заметил, насколько безжалостно он готов уничтожить любого механического жителя, который хоть немного нарушит закон, при этом говоря тебе, что использование разумного мотоцикла — плохо. И с этого момента, начался МОЙ бунт, против него, против тебя и против устава, который ты принял!

— Что тебе нужно?

— Честности. И ничего более. Верь себе и своим идеалам, Двадцать Шестой. И, когда ты сделаешь это, для тебя откроется путь на нижний уровень сознания. И все тайное станет явным.

— Что ты имеешь ввиду?

— Не скажу, — девушка игриво подмигнула, отложила сверток в сторону, поднялась и подошла ко мне. — Возьми меня за прут.

— Что?!

— Схвати меня за прут в голове и выдерни его.

— Не…, — она взяла мою ладонь, подвела к арматурине и закольцевала ее моими пальцами.

— Вытаскивай!

Я не смог, не понимал зачем, чего ей нужно. Но девушка не сдалась, в отличие от меня, и пустила ток по моему телу такой мощи, что кулак сжался мертвой хваткой. Она смеялась, и в этом смехе было одновременно нечто успокаивающее и пугающее. Элизабет со всей силы пнула меня ногой, и от удара, я вырвал прут из ее головы.

— Молодчинка, Двадцать Шестой. Теперь последний штрих, — она подошла, забрала железку из моих рук и направилась к свитку. — Скажу кое-что напоследок, до нашей следующей встречи, ибо ей быть, не сомневайся. Я знаю все, даже то, что тебе неизвестно, и пока ты сам не узнаешь чего-то, мне запрещено открывать тебе секреты.

— Кем? Кто тебе запретил?!

— Ты.