0d173aa718094b51c86c391c2fbeaeba

Пожив тогда со своей семьей, я узнала, что, пока я находилась в психиатрической клинике, они выбросили многие вещи, которые я хранила в мамином доме. Все куклы «Madame Alexander», которые я коллекционировала в детстве, исчезли. И всё, что я написала за три года, тоже исчезло. У меня была папка со стихами, которые действительно были для меня важны. Всё исчезло.

Когда я увидела пустые полки, мне стало невыносимо грустно. Я со слезами на глазах думала о написанных мною страницах. Нет, я никогда не собиралась это публиковать, ничего такого, но для меня это было важно. А моя семья выбросила это всё в мусорник, так же, как они выбросили меня.

Потом я собралась с силами и подумала: «Я могу завести новый блокнот и начать всё сначала. Я много думала. Сегодня я жива только потому, что в моей жизни была радость».

Пришло время вновь обрести Бога.

В тот момент я примирилась со своей семьей - в смысле, я поняла, что больше никогда не хочу их видеть, и это примирило меня с ними.

46

От назначенного судом адвоката, который был со мной тринадцать лет, никогда не было особой пользы, но во время пандемии я подумала, что, возможно, смогу использовать его для своей выгоды. С настойчивым постоянством молитвы я разговаривала с ним по два раза в неделю, просто чтобы обдумать, какие у меня есть варианты. Он работает на меня, или на моего отца и Лу?

Пока он обсуждал вопрос, я думала: «Похоже, ты не веришь, что я знаю, а я знаю, куда с этим пойти. Я собираюсь положить всему этому конец. Точно могу тебе сказать - у тебя ничего не получится».

В конце концов, настал поворотный момент. Очевидно, адвокат больше ничего не мог для меня сделать. Мне следовало взять контроль в свои руки.

На публике следовало об этом помалкивать, но в душе я молилась, чтобы всё это закончилось. По-настоящему молилась...

 

Так что ночью 22 июня 2021 года я позвонила из своего дома в Калифорнии в службу «911» и заявила о злоупотреблении полномочиями опекуна со стороны моего отца.

Отрезок времени между началом моих настойчивых усилий по прекращению опекунства и его долгожданным окончанием я провела в подвешенном состоянии, словно в лимбе. Я не знала, чем всё обернется. Я по-прежнему не могла перечить отцу и поступать по-своему, было такое чувство, что каждый день появляется очередной документальный фильм на очередном стриминговом сервисе. Вот такая была ситуация, когда я узнала, что у моей сестры выходит книга.

Отец по-прежнему меня контролировал, я ни слова не могла сказать в свою защиту. Меня разрывало на части от ярости.

Смотреть документальные фильмы о себе было тяжело. Я понимала, что всеобщие симпатии - на моей стороне, но было обидно, что мои старые друзья общались с телевизионщиками, не посоветовавшись сначала со мной. Я была в шоке от того, что люди, которым я доверяла, говорили на камеру. Не понимала, как они могут говорить такое у меня за спиной. Я бы на их месте позвонила подруге и спросила, нормально ли, что я буду говорить о ней.

Было очень много догадок о том, что я должна думать или чувствовать.

47

- Миссис Спирс? Говорите свободно.

Голос трещал в трубке. Я была в своей гостиной. Обычный летний полдень в Лос-Анджелесе.

23 июня 2021 года я, наконец, обратилась в суд Лос-Анджелеса по делам наследства и опеки. Я знала, что мир меня слушает. Я репетировала много дней, но, когда время пришло, на плечи навалился тяжкий груз. Тяжело было во многом потому, что я знала - поскольку я попросила, чтобы слушания были открытыми, миллионы людей услышат мой голос, как только я начну говорить.

 

Мой голос. Он был везде, по всему миру - на радио, на телевидении, в Интернете - но столь многие аспекты своей личности мне приходилось подавлять. Мой голос использовался в мою защиту и против меня так много раз, что я боялась: никто не узнает мой голос, когда я начну говорить свободно. Что, если меня сочтут сумасшедшей? Что, если обвинят во лжи? Что, если я скажу что-то не то, и всё пойдет наперекосяк? Я сочинила так много вариантов этого заявления. Перепробовала миллион способов сформулировать всё правильно, сказать то, что мне нужно, но сейчас, когда время пришло, я очень волновалась.

А потом, несмотря на страх, я вспомнила, что по-прежнему существует то, на что я могу опереться: я хочу, чтобы люди поняли, через что я прошла. Я верю, что всё можно изменить. Верю, что имею право на счастье. Знаю, что заслуживаю свободы.

 

 

 

Это интенсивное глубокое чувство, что женщина во мне по-прежнему достаточно сильна, чтобы сражаться за правое дело.

Я посмотрела на Хесама. сидевшего на диване рядом со мной. Он сжал мою руку.

И вот впервые за всё это время, казавшееся мне вечностью, я начала рассказывать свою историю.

Я сказала судье:

- Я лгала, коогда говорила, что у меня всё в порядке и я счастлива. Это ложь. Я думала, что, может быть, если я буду повторять это достаточно часто, я стану счастливой, я отказывалась признавать очевидное... Но теперь я скажу вам правду, хорошо? Я несчастна. Я не могу уснуть. Я зла до безумия. И подавлена. Каждый день плачу.

Я продолжала: