0f38d74c480a4cc3f66ad4d0dc7c05fe

— Простите, что оскорбил вас, — смущенно пробормотал Джеджун. — Но при этом я считаю, что у вас нет права осуждать чужие чувства и называть какие-то пары «дерьмовыми».

— Переходит все границы, — прищурился Джунсу. — Увел чужого парня, да еще имеет наглость так разговаривать с Дже…

— Ой, Джунсу, да не смотри на меня так, — замахал рукой Хичоль. — Никого я пока не увел. И у кого? У Кюхёна?

— У Джеджуна, — подсказал Чанмин, все-таки возвращая Хичоля на его стул. — В наших отношениях черт ногу сломит. Ну, я объяснял.

— Неужели он действительно не сумел остаться равнодушным к моим ухаживаниям? — продолжал беседовать сам с собой Юно. Он вглядывался в бледное лицо монаха, пытаясь понять, почему тот похож на безоружного человека, к которому неумолимо приближается толпа зомби. Из-за того, что рядом с оборотнем находится бесцеремонный вампир? Едва ли. Будь у монаха какие-то ответные чувства, герцог бы уже заметил это, пустил в ход тяжелую артиллерию своего аристократического обаяния и заставил беднягу нарушить целибат…

— Кю, вот ты мне расскажи, как тебя угораздило в Юно-то влюбиться? — настойчиво лез не в свое дело Хичоль. Чанмин слишком поздно сообразил зажать ему рот ладонью, и громко прозвучавший вопрос достиг ушей Джунсу, который даже подпрыгнул на месте от такой новости. Он уставился на Кюхёна, широко раскрыв рот, но не в силах придумать комментария без обсценной лексики. «Они все охренели без меня, — заключил художник. — Двоюродные братья спят друг с другом, Юно спит по очереди с обоими братьями, бывший парень одного из братьев набивается ему в любовники… Да это настоящая вакханалия!»

— В Юно? — пролепетал Кюхён. — Ах, нет, я не испытываю к нему никаких чувств… Это ошибка.

Герцог расстроился. Надежда на очередной пункт в его списке ярких сексуальных побед снова угасла. Видно, меланхолию Кюхёна породили размышления о безнадежной любви к кактусу или известие о вымирании уссурийских тигров.

— Послушайте, я понимаю вас, вы стесняетесь, — шепнул великий сводник Джеджун, подавшись к Кюхёну. — Хотите, я поговорю с ним?

— Бедное создание, — печально усмехнулся монах. — Будучи наполовину женщиной, женской интуицией ты обделен, а вот женской мнительностью природа наградила тебя сполна.

Джеджун непонимающе хлопнул глазами и оставил Кюхёна в покое, решив, что услышанная тирада — это отказ от помощи в налаживании отношений с оборотнем.

Действительно, зачем монаху был самовлюбленный аристократ, когда его сердцем безраздельно завладела «вампирша»…

За неделю до визита в торговый центр Кюхён приходил домой к Джеджуну. Ему искренне нравился омега, которого он считал самым несчастным, добрым и высоконравственным из новых товарищей, а потому он время от времени навещал его, пил с ним чай, рассказывал истории о жизни в монастыре и слушал отрывочные воспоминания о почти безрадостном прошлом бухгалтера. Монах хотел как-то помочь ему, уверенный, что этот человек достоин счастья, и, не имея возможности подарить омеге свою любовь, он дарил дружбу.

Джеджун, как обычно, разлил зеленый чай по чашкам и с ностальгической улыбкой на лице вспомнил, что во время недолгой совместной жизни с Юно любил по вечерам пить такой же чай и смотреть юмористические передачи. Они садились вдвоем на диван, любимый обнимал его…, но Джеджун часто не знал, останется ли Юно на ночь, ведь ему мог позвонить Чанмин…

— От всех Чанминов — одни беды, — подвел итог омега. — Это какая-то видовая чанминовская особенность.

И тут — гром среди ясного неба, метеорит, врезавшийся в равнину, торнадо, налетевший на мирную деревню… До этого момента Кюхён испытывал греховный соблазн, лишь когда чуял запах вкусной запретной пищи, а человеческая красота нисколько не волновала его. Но тут в иссушенном монастырским воспитанием сердце пробился росток любви. И к кому! Неземное создание в махровом халатике и с влажными каштановыми волосами появилось на пороге кухни, гордо неся за собой, словно шлейф, темную ауру вампира «чанминовского» типа. Но Кюхён все равно не мог отвести глаз от «прелестной проклятой девы», как он окрестил Хичоля. А когда тот подул на покрытые бесцветным лаком ногти, Кюхён и вовсе оказался зачарован «пухлыми коралловыми губками» и «томно опущенными опахалами ресниц» короля корейского фансервиса.

— Ой, почему же мне не сказали, что у нас такие гости! — радостно воскликнул Хичоль, переключив свое внимание с ногтей на монаха. — Чо Кюхён! Дай посмотрю. — Он подошел к застывшему магу и обхватил его лицо ладонями. Кюхён едва не забыл, как дышать. — Какая милота, мордашка-то — почти не наглая!