0f38d74c480a4cc3f66ad4d0dc7c05fe

Кюхён хотел возмутиться. Хотел заметить, что прикасаться к чужим людям без разрешения — неприлично. Хотел применить против «вампирши» магию, в конце концов. Но вместо этого он просто смотрел в смеющиеся глаза «невесты Тьмы» (да, монах когда-то украдкой читал светские романы и обладал обширным запасом красочных эпитетов, которые теперь невольно вспоминал). «О, это не дева, — сказал себе Кюхён. — Эта обольстительница — порочна! Но кто я такой, чтобы осуждать падшую женщину?» И он, призвав на помощь всю свою выдержку, старался не опускать взгляд на грудь, которую открывал халат наклонившейся «прекрасной бесстыдницы». И зря — может, заметил бы, что груди, даже нулевого размера, там не наблюдается.

— Ким Хичоль, в общем, — представилась ни в одном смысле не дева, пожав руку завороженному Кюхёну. — Дже, лапа, а он у вас не дурачок? Чего вылупился?

— Он монах, — пояснил Джеджун. — Полагаю, ему не очень приятна такая фамильярность.

— Все верно, я в замешательстве, — с трудом проговорил в ответ Кюхён.

— Монах? — Глаза Хичоля умиленно засияли. — Ой, извини. Но я, серьезно, без пошлого умысла. Просто потискать!

«Она, кажется, и не так молода, » — продолжал искать недостатки Кюхён. Как ни странно, все изъяны восхищали его. Какой скромный юноша не мечтал о красивой опытной распутнице постарше? Кюхён, конечно, еще не размечтался (это было бы низко — думать о женщине в таком ключе!), но уже испытывал перед «вампиршей» не знакомый до той поры трепет.

— Я не сержусь на тебя, — улыбнулся Кюхён. — Твое поведение не соответствует правилам приличия, но вина в том — не твоя, а тех, кто тебя воспитал.

— И все-таки он с приветом, — развел руками Хичоль. Отвернувшись, он сказал: — Так, Дже, колись, какую часть тела ты брил лежащим в ванной станком, что он весь в длинной волосне? Если интимную зону — то не завидую Чанмину, который сквозь эти заросли продирался.

Джеджун густо покраснел от стыда. Хичоль вульгарно рассмеялся.

— Шучу, шучу, солнышко. Не было там волос. Но раз ты так покраснел — значит, и правда сделал депиляцию… Для Чанмина? Или так, для себя?

— Хичольда ужасна, — выдавил, чуть не плача, Джеджун, когда айдол покинул кухню. Он использовал не раз услышанное от Чанмина прозвище, сгорая от обиды, а Кюхёна это утвердило в мысли, что новый вампир — женщина. Словно желая оправдаться перед самим собой, омега продолжил вполголоса: — Я — для себя… Раз у меня нет мужчины, что мне теперь, и следить за собой нельзя…

Кюхён честно попробовал осудить «грубиянку», но не смог. Уходя от Джеджуна, он обещал себе, что прогонит «вампиршу» из своих мыслей, ведь «она» — мало того, что нечисть, так еще и совершенно бестактная. Тем не менее, это оказалось для него непосильной задачей. Во-первых, мешал оборотень, который каждый день пытался изобрести что-то новое с целью доказать монаху, что он — здоровый мужчина и тоже хочет тепла. От Юно, правда, Кюхён никакого тепла не хотел, несмотря на то, что тот, рискуя получить порцию мучений, все время норовил прикоснуться. А вот восхитительная «Хичольда»… Свободного времени было слишком много, и монах посвятил себя медитациям вперемешку с кабельным телевидением и притащенным ради сублимации кактусом. Правда, кактус оказался большой ошибкой. Он почти не требовал ухода. На третьи сутки попыток отвлечься от мыслей о «развратнице» Кюхён понял, что куда лучше было бы завести котенка.

Во-вторых, Кюхён зачем-то вздумал прочитать книгу «Братья Карамазовы». Увидев намек Достоевского на приставания «падшей женщины» Грушеньки к набожному Алеше, Кюхён провел параллель между этой ситуацией и своими зародившимися чувствами. Если бы только Федор Михайлович соизволил развить едва обозначенную линию, послушник, по его мнению, мог бы помочь Грушеньке исправиться, встать на путь добродетели. Чем же монах Священной горы был хуже? Через два дня Достоевский лишь усугубил ситуацию, попавшись на глаза Кюхёну со своим другим романом — «Идиот». Еще одна «падшая», еще один не в меру религиозный герой… И Кюхён наконец поддался мечтаниям. О нет, он ни в коем случае не собирался претендовать на тело «Хичольды». Он хотел всего-навсего стать «ее» другом и иметь возможность исполнять роль наставника — если не духовного, то хотя бы по курсу этикета.