1 2

что она все-таки жива и ненависти, что она все-таки жива. Селена, заметив

жадный взгляд своего смертельного врага, просто остолбенела от злорадной

радости, что и он до сих пор жив, она своими собственными руками сможет

покарать его за все то, что он совершил. Несколько коротких секунд длился этот

безмолвный поединок взглядов, который никем не был замечен, или почти

никем — Примы и Ди Астрани почувствовали, что и без того сгустившаяся

атмосфера в зале стала еще более напряженной. Воздух словно стал тягучим.

Потом взгляды расцепились, и Селена опустила глаза, опасаясь за своих

спутников. Мать Оливия вновь начала:

- Теперь, когда все, кто несет ответственность за спокойное существование

Мира, в сборе, я хотела бы продолжить. Этим детям есть, что рассказать, я не

слышала рассказа полностью, но знаю, что имена драконов известны этим

маленьким и таким отважным странникам. Все мы знаем, что весовщики не

могут лгать, поэтому я прошу этого мальчика назвать эти имена и описать тех, с

кем им суждено было столкнуться.

Марк выпрямился во весь свой росточек, щеки заполыхали румянцем, но

говорил твердо, лишь голос иногда дрожал и немного срывался от волнения:

- Я Марк де Балиа, сын клана справедливых весовщиков, торжественно клянусь

в правдивости рассказа моего и моих спутников. Я и еще вот Кир, Вальд, Эйб и

Мирра — мы остались в живых, а еще много ребят погибло — сожрали эти

драконы. Мы спаслись благодаря Киру и Вальду, которые придумали, как

сбежать из Пещеры Ветров, и потому что встретили Селену и Лентину, они

искали своих сыновей. Драконов было сначала пять, а иногда прилетали еще

два. А самый страшный был тот дядька — он без кожи, черная борода, глаза, в

которых горит костер, и волосы, которые тоже горят. Драконы все были разные.

Одна из них, ее звали Тайамант, была самой страшной и подлой, она всегда

орала на нас. Эта Тайамант иногда выходила, как тетя, - тут мальчик замялся, -

Только она была голая. Совсем голая. Когда она становилась драконом, она

была будто бы из блестящего металла какого, на голове три рога, растущие

назад, чешуи большущие, некоторые с меня ростом даже. Еще был Вальтер —

он самый смешной, очень толстый, мы всегда удивлялись, как он летать может.

Он жрал все время всякую гадость — все, что попадалось — лягушек всяких,

ящериц, змей, тараканов. У него рога тоненькие, больше на брови похожие и

пасть противная — она огромнющая и кажется, что у него зубы растут по всему

рту, а сам будто бы из клочьев тумана сделан, только туман темный и густой.

Был еще Архобал — зеленый такой, у него под шеей такие штуки растут, как у

рыб плавники, только они, наверное, твердые, на голове один рог большой, а

остальные — маленькие, их много-много, и на спине растут, борода из каких-то

зеленых противных штук растет, и гребень такой широкий на спине и по хвосту.

Он самый трусливый и все время ноет. Я его лучше всех рассмотрел, потому

что мне на нем лететь пришлось, когда мы в Пещеру Ветров перебирались. А,

еще были Морган, он грустный — у него шерсть серая на голове и спине растет,

сверху на голове череп с тремя рогами такими, вот как у коз бывают, назад

загнутые. И был Айс — этот все высматривал, ходил, разглядывал — у него

тоже шерсть росла, а рога, целых пять штук, вперед торчат, а сам он такой

странный, будто бы из куска льда сделан. Иногда я его кишки видел, он

просвечивал, от него веяло холодом — всегда, даже когда он был зол, и

выдыхал он холод — замораживал все, что ему попадалось. А со страшным

господином, Эйб сказал, что его Хрон зовут, прилетали еще двое. Один был

похож на огромадную летучую мышь — у него на голове были как бы уши, они

с рогами срослись, а рогов пять, он такой весь черный. Второй, который

прилетал, он был красный, как огонь — у него клыки или рога маленькие росли

и вокруг глаз, и под челюстями, а четыре рога больших, почти прямых, торчали

назад. Этих мы не знали, какие они. Но я слышал, как их звали — одного —

Киар, другого — Фрам.

Мальчик протараторил свои сведения со всей детской

непосредственностью его возраста и с такими подробностями, которые

свидетельствовали, каким он станет впоследствии весовщиком. Как только он

произнес имена последних драконов, поднялся гвалт и крик — Магистр и

Маршалл, в два голоса вскричали, что словам этого мальчишки и его спутников

нет никакой веры, откуда они взялись, зачем переполох поднимают, надо бы их

всех в Тайную канцелярию на дознание. Прим молча смотрел на тех, кто клялся

защищать жизни и умы мирян, и глаза его закрыл зеркальный блеск, который не

позволял никому, кроме Примы, проникнуть в его мысли. Правители стояли,

печальные и молчаливые.

Стихли крики Маршалла и Магистра, обвиняющие и гневные. Кастыри и

гости на Совете во все глаза смотрели на Маршалла и Магистра. Превращение

началось — оно было быстрым, поэтому еще более болезненным — быстро