вышел, вновь извинился за ожидание, вручил требуемое и распрощался с
курьером. После этого поставленную задачу можно было считать выполненной
и заняться своими неотложными делами. Купец потянулся, с удовольствием
слушая, как захрустели, расправляясь, усталые руки-ноги и решил позволить
себе немного личного времени. Выглянул за дверь, попросил принести завтрак
через минут сорок, а до того времени никого не пускать, перенести приемное
время на часок позднее.
Остаток ночи был более чем напряженным и для троицы, отправившейся
в Храм повитух, чтобы добыть сведения, скрытые в голове Лентины. Прибыв в
храм, мать Оливия распорядилась прислать чертежника, писца, приготовить
кафэо и не тревожить до особых распоряжений. Запершись в ее личном крыле
— повитухи не имели личных жилищ, обеспечивались покоями в храмах, в
которых трудились — очень удобно, всегда можно быстро прибыть на работу.
Семьи их селились с ними — обязательное условие брачного контракта повитух
— не покидать храмового жилья. Выходили замуж в основном за
свободнокровных — их кровь лишь усиливала мастерство и кастовые навыки.
Мать Оливия пережила своего супруга, и Вита не послала ей детей,
благословив заботиться обо всех мирянах. Повитуха без единой жалобы
приняла такую жизнь. И назначение ее верховным кастырем было
закономерным — она выходила всех рожениц, что попадали к ней, родившиеся
младенцы выживали и вырастали крепкими и сильными, а те, кто умирал на ее
руках от неизлечимых болезней или старости, благословляли ее и уходили с
умиротворенной улыбкой на устах, победив боль. Казалось, что одно лишь ее
присутствие отгоняет Безумие и Боль, посланниц Хрона. У матушки Оливии
были потрясающие руки — она могла, лишь прикоснувшись к больному,
обнаружить больной орган без всяких анализов, пол ребенка определяла, едва
взглянув на раздувшийся живот. Операции она обычно делала с повязкой на
глазах. Принимая ключ касты, она отчетливо проговорила слова клятвы:
«Клянусь матерью Витой исполнять честно свои обязанности, воздерживаясь от
причинения страждущим всякого вреда и несправедливости. Я не дам никому
просимого смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла. В
какой бы дом я ни вошла, я войду туда для пользы больного, будучи далека от
всякого намеренного, неправедного и пагубного. Что бы при лечении — а также
и без лечения — я ни увидела или ни услышала касательно жизни людской из
того, что не следует когда-либо разглашать, я умолчу о том, считая подобные
вещи тайной. Клянусь проявлять высочайшее уважение к жизни человека, быть
милосердной и не причинять своими действиями вреда — как умышленного,
так и непредумышленного ».#( Примечание: основано на клятве Гиппократа).
Кроме всего вышеперечисленного, мать Оливия обладала еще и очень
развитыми навыками, позволяющими вводить человека в глубокий сон, в
котором он не чувствовал боли, и мог вспомнить или забыть то, что ему было
сказано когда-то.
Ди Астрани должен был следить за состоянием девушки в процессе
выполнения процедуры. Повитуха села неподалеку на стул со спинкой — она
была уже немолода и, спасая жизни других, частенько забывала позаботиться о
себе. Прикрыла рукой утомленные за долгий день глаза, потом заговорила:
- Я слышала о твоем пути – через что вам пришлось пройти, это просто
немыслимо. Теперь все вы, вернувшиеся, знаете, на что способны. Лентина,
доченька, ты снова должна мне довериться. Ложись, расслабься и выполняй мои
указания как можно точнее.
Девушка подчинилась без расспросов — Аастр, помнится, тоже говорил, что ее
вновь подвергнут процедуре извлечения того, что было заложено. Голос Аастра
слышался так ясно и отчетливо — словно он тоже был здесь, хотя вся поездка в
Турск и та тоска, которая сопутствовала ей, уже начали изглаживаться из
памяти, затмеваемые безмерной радостью обретения пропавших детей. Мать
Оливия продолжила:
- Закрой глаза. Руки положи вдоль тела, ладонями вверх. Представь, что твое
сознание перемещается в твои ноги. Ноги покрывает одеяло — красное одеяло
из Прогали, легкое, теплое и пушистое. Одеяло давит тебе на ноги, и ты не
можешь их поднять. Я буду считать до семи и когда закончу, ты уснешь и
сможешь ответить на те вопросы, которые я буду задавать. Один, два, три ...
На «трех» Лентина отключилась и не слышала далее ничего, уснув так крепко,
как уже давно не спала – с детства, наверное. Мать Оливия начала говорить:
- Давай вернемся в то время, когда ты жила с родителями, и каждый день был
наполнен открытиями. Твоя мать еще жива. Я и она стоим рядом. Мы зовем
тебя в дом, ты бежишь к нам из сада. Твои волосы заплетены в смешные
косички, на бегу они легонько ударяют тебя по плечам, солнечный свет слепит
твои глаза и тебе приходится щуриться, чтобы увидеть нас отчетливо. Ты