1/2 века

Солнца злобная тележка
По камням стучит.
Пусть – насмешка жизни пешке,
Вскочит лужу – кит.
Плутни солнца; прыг в окошко,
Чтоб тянуть зеленый лук
Из наивного окошка,
Сплетен острых пук.
Солнце – песенник прилежный
Он, горластый новорот,
Захрипел романс ночлежной,
Созывая к счастью сброд.
Солнце – пламенник надземный
В трактор брызнет, бросит луч,
Ненавидя двор тюремный,
Скачет среди талых куч.

Байкал (II)

Op. 25.

Горы громадная душа
Извечно-детская простая
Туч опоясана кушак,
Тумана клочьями листая…
У ног ее – древнейший лес,
На поколенье поколеньем
Свои обугливши поленья,
До половины склона взлез.
Нет дружбы проще и яснее –
Скалы гранитно-гордо-стана,
Размашистой угрюмой ели,
Волны соленого лимана,
Ушедшей воды хитрой мели
И тканью тонкого тумана…

Гелиовсход

Op. 26.

К кошнице гор Владивосток –
Еще лишенным перьев света,
Когда дрожа в ладьи восток
Стрелу вонзает Пересвета.
    Дом моД…
    Рог гоР…
    ПотоП…
    ПотоП…
Суда объятые пожаром
У мыса Амбр, гелио-троп
К стеклянной клеят коже рам.

1920 г.

Теперь

Op. 27.

Здесь, где малиновая слива
Не гнет заботности ветвей,
Где шумноград сетях залива
Изнежить толпы кораблей

Острака

Записки Альбатроса

Посвящается жене моей, Марии Никифоровне

Souvent pour s'amuser

Les hommes d'équi page

prennent des albatreax,

vastes oiseaux des mers.

Baudelaire

Наш бриг недели протрепало,
Мохнатой пеной утомив,
Пока земли надеждой малой
Неясно прозвучал мотив.
Под облаком, внезапным стоном,
Возник туман широкий глас
И альбатросом неуклонным
Тень опрокинута на нас.
И следом – выцветший папирус
Упал, колебляся у ног;
Подняв документ на рапиру,
Я строчки прочитать не мог…
В начале было все неясно,
Что обронил скиталец неб,
Но, занимаясь им всечасно,
Я глубже погружаюсь хлеб,
В мою протянутую руку,
Что положил случайный гость!
Слежу глухих морей науку
И осязаю смысла кость.
Зрю по запискам альбатроса,
Что сведущ обозначил клюв –
Он разрешал любви вопросы,
Взяв лозунг: сердце оголю!..
Разбитый тягостным скитаньем,
Желая отдохнуть хоть раз
У пристани, где колыханье
Напоминает тихий таз…
Но как напрасно тщетно, тщетно…
Все было тягостным на век…
И годы жадно незаметно
Отодвигали счастья брег.
Катились годы – волны тоже,
Старел отважный альбатрос.
Морщины сеть на лик пригожий
Свивали неотвратный трос.
И буря, буря, не как прежде,
Была бессильна против крыл –
В его скитальческой одежде
Образовались скопы дыр
И сердце мерзло над пучиной
И мрачных дум клубился рой
Под нараставшей годовщиной,
Укрывшись жесткою корой.

* * *

Да, вечно, вечно над туманом
Носить стареющие раны…
И одинок на доски палуб
Он обронил попытки жалоб.

1922

Великий Океан. Кагошима

Брошенные камни

(Из Одиссеи)