1 АВГУСТА 1914

Статистика: в самой начале войны срединные империи выставили на русский фронт 42 пехотных и 13 кавалерийских дивизий. Против Франции-80 пехотных и 10 кавалерийских дивизий. К осени 1915 года на русском фронте было 116 пехотных и 24 кавалерийских дивизии, на Западе стояло 90 пехотных и 1 кавалерийская дивизия. Следовательно, если в начале войны против России действовал 31% всех вражеских сил, то, спустя год, более 50% всей вооруженной мощи Германии и Австро-Венгрии было сосредоточено на русском фронте. А еще Кавказский театр…

Великое отступление

Штаб Северо-Западного фронта. Главнокомандующий M.B. Алексеев в тяжелых раздумьях – перед его глазами катастрофа на Юге, Ударившийся в панику Иванов уже думает о сдаче Киева и отводе войск за Днепр. Что сулит завтрашний день Северо-Западному фронту, в который включена часть разбитых на Юге войск, среди них тяжко пострадавшая 3-я армия? Таран Макензена превратился в гигантскую клешню, охватывающую центральную Польшу с юга, вот-вот навстречу ей протянется из Восточной Пруссии вторая. Тогда судьба русских войск между Вислой и Бугом предрешена.

На всем Европейском фронте 108 пехотных дивизий, 16 стрелковых бригад и 35 кавалерийских дивизий. Но неполного состава. По штатам они должны были иметь 1,5 млн. человек, на деле в строю едва миллион бойцов. Что делать?

«Алексеев, – записывает 8 июня генерал Палицин, — чувствует и, скажу, видит, насколько положение наше при отсутствии средств к борьбе хрупко, он видит и необходимый в наших условиях исход. Гуляя вечером между хлебами, мы, в разговоре, часто к нему подходим и скоро от него отходим. Мы как-то боимся своих мыслей». Палицын, начальник генерального штаба в 1905— 1908 годах, следовательно в прошлом начальник Алексеева, теперь его желанный, уважаемый собеседник. Алексеев делится с ним самым сокровенным.

«7 июня, — Палицын продолжает свои записи, — вопросы эти требуют заблаговременного решения, они сложны, и последствия этого решения чрезвычайно важны. Дело не в Варшаве и Висле, даже не в Польше, а в армии. Противник знает, у нас нет патронов и снарядов, а мы должны знать, что не скоро их получим, а потому, чтобы сохранить России армию, должны ее вывести отсюда. Массы, к счастью, это не понимают, но в окружающем чувствуется, что назревает что-то неладное. Надежда удержаться нас не оставляет, ибо нет ясного сознания, что пассивное удержание нашего положения само по себе есть одно горе при отсутствии боевого снабжения. В таких тяжелых условиях протекает творческая работа Главнокомандующего, и помочь ему нельзя, ибо решения должны исходить от него».

Выбора, собственно, не было – нужно было отводить армию,

пока не потеряно время. Контуры катастрофы обозначались достаточно ясно, и она бы разразилась в полном объеме, если бы стратегический маразм не поразил германское верховное командование, а штаб русского Северо-Западного фронта не сохранил присутствия духа и ясности мышления. Гинденбург, по всей вероятности остро переживая победы Макензена, задумал также отличиться – выдвинуть свою клешню в обход Ковно с севера на Вильно, а далее на Минск. Не вдаваясь в осуществимость этого замысла, все же нельзя не видеть, что планировался очень глубокий охват русского фронта. Фалькенгайн резонно указал, что это не скажется на исходе операции между Бугом и Вислой, т.е. не окажет содействия Макензену, который должен был теперь наступать на север. Фалькенгайн потребовал наступать с нижнего Нарева на юг, из района значительно западнее, чем предполагал Гинденбург.

2 июля на совещании в Познани Вильгельм II согласился с Фалькенгайном. Казалось, разногласия при постановке основной идеи операции были преодолены, но Гинденбург и Людендорф, скрепя сердце подчинившись кайзеру, все же не считали наревское направление главным. Они не оставили плана охватить русский фронт со стороны Немана. Отсюда распыление сил, облегчившее русской армии уход из-под удара.

В конце июня — начале июля немцы двинулись по всему фронту. Развернулось трехмесячное тяжелое сражение. Продвижение Макензена и группы Гальвица, созданной Гинденбургом для наступления с севера, проходило очень медленно, с частыми остановками. Русские войска везде оказывали самое упорное сопротивление, а штаб Северо-Западного фронта, не терявший управления, планомерно руководил отходом на восток.

В погоне за решающим успехом враг не останавливался перед нарушением законов и обычаев войны, широко пустив в дело отравляющие газы. Впервые в войне немцы применили химические снаряды на русском фронте еще в январе 1915 года. Командующие поставили вопрос о контрмерах. В начале марта ставка ответила: «Верховный Главнокомандующий относится к употреблению (химических) снарядов отрицательно». Положение изменилось к началу лета 1915 года: в апреле и мае получили известия о немецких газобаллонных атаках хлором на западном фронте – в районе Ипра, где погибло пять тысяч человек, и на участке 2-й русской армян, в результате которой умерло свыше тысячи отравленных.