1 АВГУСТА 1914

Игнатьев заметил: «Некоторым утешением для русской армии могло явиться только обнаружение на французском фронте германских гвардейского и X корпусов, вернувшихся из России в самом плачевном, обтрепанном виде». Они были переброшены вместе с другими соединениями из Белостока в Шампань за трое с половиной суток. Но было уже поздно — уход германских войск на Запад совершился тогда, когда кампания 1915 года на Восточном фронте подошла к концу.

Доверие к союзникам рушилось. Крылатой в русской армии стала фраза: «Союзники решили вести войну до последней капли крови русского солдата». Английский военный представитель генерал Нокс записывает разговор осенью 1915 года с генерал-квартирмейстером штаба Западного фронта Лебедевым: «Разговор коснулся доли тягот, выпавших на долю каждого из союзников, и маленький Лебедев, горячий патриот, увлекся во всю. Он сказал, что история осудит Англию и Францию за то, что они месяцами таились как зайцы в своих норах, свалив всю тяжесть на Россию. Я, конечно, спорил с ним… Лебедев ответил, … что Англия делает много, но она не делает всего, что могла бы делать. Россия ничего не бережет и все отдает: что может быть дороже ей, чем жизнь ее сынов? Но она широко ими жертвует. Англия же широко дает деньги, а людей своих бережет… Он сказал: «Мы же продолжаем войну. Мы отдаем все. Думаете ли Вы, что нам легко видеть длинные колонны населения, убегающего перед вторгающимися немцами? Мы прекрасно сознаем, что дети на этих повозках не доживут до весны». Что мог я ответить на это, ибо знал, что многое из сказанного Лебедевым правда. Я говорил, что мог. Я надеюсь только, что говорил не глупее, чем некоторые из наших государственных деятелей, на беседах которых я присутствовал».

Слов утешения и ободрения в то время со стороны союзников Россия слышала много. Цену их сами западные деятели указали, по понятным причинам, много спустя после окончания войны. В своих мемуарах Дэвид Ллойд Джордж задним числом написал: «Когда летом 1915 года русские армии были потрясены и сокрушены артиллерийским превосходством Германии и не были в состоянии оказывать какое-нибудь сопротивление вследствие недостатка винтовок и патронов, французы копили свои снаряды, как будто это были золотые франки, и с гордостью указывали на огромные запасы в резервных складах за линией фронта…

Когда Англия начала по-настоящему производить вооружение и стала давать сотни пушек большого и малого калибров и сотни тысяч снарядов, британские генералы относились к этой продукции так, как если бы мы готовились к конкурсу или соревнованию, в котором все дело заключалось в том, чтобы британское оборудование было не хуже, а лучше оборудования любого из ее соперников, принимающих участие в этом конкурсе….

Военные руководители в обеих странах, по-видимому, так и не поняли того, что должно было быть их руководящей идеей, они участвуют в этом предприятии вместе с Россией и что для успеха этого предприятия нужно объединить все ресурсы так, чтобы каждый из участников был поставлен в наиболее благоприятные условия для содействия достижению общих целей…

На каждое предложение относительно вооружения России французские и британские генералы отвечали и в 1914 – 1915,и в 1916 годах, что им нечего дать и что если они дают что-либо России, то лишь за счет собственных насущных нужд…

Мы предоставили Россию ее собственной судьбе».

К исходу сентября 1915 года 1300-километровый Восточный фронт стабилизировался по линии Рига-Двинск-Пинск-Черновицы. Были оставлены Польша, часть Литвы, очищена Галиция. Враг, хотя и углубился в пределы России, был истощен. В сентябре попытка Гинденбурга пробить фронт и вывести в русский тыл большую массу конницы (Свенцянский прорыв) привела только к новым, неоправданным немецким потерям. На юге в самом конце сентября Брусилов внезапным ударом разгромил 4-ю австрийскую армию у Луцка.

Обозревая восточный театр осенью 1915 года Гинденбург с глубоким разочарованием писал: «Русские вырвались из клещей и добились фронтального отхода в желательном для них направлении». В свою очередь, Фалькенгайн мрачно констатировал: «Выполненные операции не достигли вполне своей цели».

Перед германской и австрийской армиями теперь стояли три русских фронта — Северный, Западный и Юго-Западный. Русские войска, хотя и потерпевшие большой урон, окапывались на новых позициях. Было очевидно, что предстоявшей зимой они смогут создать сильные оборонительные полосы, пополниться и привести себя в порядок.