1.Неделя Триоди Великопостной.

Ковчежец Иудин да заставит нас тщательно проверить и наши ковчежцы — нет ли в них цены порока, цены неправд, цены чьих-либо слез и крови?

Святые Евангелисты, видимые нами на предлежащем образе, да вразумят нас не только самим поучаться тайнам нашего спасения, но поучать им и других, кого только можем и словом, и делом нашим.

Господи! Мария Магдалина и Мария Иосиева, зревшие некогда, где Тебя полагали, видят Тебя теперь уже не во гробе, a на божественном Твоем престоле! Даруй и нам, зрящим Тебя теперь во гробе, узреть Тебя после нашей смерти и во славе, и самих нас удостой небесной Твоей славы. Аминь.

Страсти Господни

«… i, milеs, ехреdi сruсеm!..» (… иди, воин, приготовь крест!..)

Ежегодно Святая Церковь посвящает особую, страстную, неделю для напоминания своим верующим чадам о страшном событии — страстей Христовых, и всякий раз, как бы ни было сердце человеческое удручено мирской суетой и как бы ни было предано мирским наслаждениям, в нем невольно зазвучит нота лучших чувств сострадания и человеколюбия при воспоминании о том страшном попрании, которое совершилось над Христом. Не всякий по опыту знает всю глубину человеческих страданий и ту бездну терзаний и мук, которая испытывается невинными при перенесении несправедливости; но тут он невольно переживает все, чем только можно унизить и оскорбить нравственную и физическую природу человека и, вследствие этого, по необходимости, учится больше ценить всякую человеческую личность, как способную выстрадать те же унижения и оскорбления, и начинает больше понимать значение нравственного закона, обеспечивающего справедливость на земле.

Перед нашим взором история Христовых страстей разворачивает ужасающую картину торжествующего зла. Как бы чувствуя приближение конца своему царству в мире, оно излило всю ярость своих разрушительных сил на человеческую природу, и притом в лице ее величайшего и всесвятейшего представителя, в лице носителя самой добродетели, именно в лице Богочеловека. И позорнее всего для человечества, что зло нашло себе орудие высшего своего проявления среди самих же людей, против которых оно вело свою отчаянную борьбу, и притом среди тех, кто были выразителями высших сил, на которых зиждилась самая жизнь человечества. Носителями высшего религиозно-нравственного закона были те самые первосвященники и законники, которые в исступленном ослеплении требовали смерти Богочеловека. Носителем высшего гражданского закона и политического могущества был тот самый прокуратор Пилат, который из жалких расчетов политики предал на смерть святейшего и невиннейшего из людей. И наконец, одним из избранных носителей истины царства Божьего был тот самый Иуда, который в ослеплении обуявшей его алчности продал за ничтожную сумму в тридцать сребренников драгоценнейшую на земле жизнь, — ту жизнь, которой не стоил бы весь мир, даже если бы он был одним сплошным слитком золота. По истине вся эта история с поражающей ясностью показывает, каким жалким рабом греха и смерти был ветхозаветный человек!

При этом невольно возникает вопрос: неужели действительно зло могло окончательно восторжествовать над добром и в состоянии было погасить в человеческой природе и ту последнюю искру добра, которая еще тлела в ней и после грехопадения, как в созданной по Божьему образу и по подобию? Нет, семя добра оставалось в ней и в самые высшие моменты торжества зла и никаким силам ада невозможно было окончательно подавить в ней того голоса внутреннего сознания высшего предназначения, который раздавался и в самой преступной душе, неотступно вопия о нарушении нравственного закона. Это мы видим и в момент высшего торжества царства зла на земле, именно во время страстей Господних.

Нам неизвестно, насколько громко неумолимый и страшный голос совести раздавался в груди главнейших совершителей величайшего преступления на земле — первосвященников и Пилата, — иерархическая и политическая гордость могла скрыть в них от взоров постороннего мира целый ад внутренних терзаний, закончившихся для тех и другого тяжкими и заслуженными ударами судьбы; но в более простой и бесхитростной, в менее дрессированной душе несчастного Иуды голос совести прогремел за попранную справедливость с такой грозной силой, что его не выдержала натура предателя, хотя он н сделался вместилищем сатаны. Судьба Иуды Искариота в этом отношении представляет глубоко поучительный факт — не только в нравственном, но и в психологическом отношении. Отметим некоторые черты из его душевного состояния в страшный момент страстей Господних.