Алиса откидывается на спинку стула с таким видом, будто только что достигла внутренней гармонии.
– Что за общий стол?
– На семейных праздниках взрослые сидели за одним столом, а детям накрывали отдельно. По крайне мере, я именно так представляю свой возраст.
– Понятно. У нас никогда не было детского стола, я же единственный ребенок.
– У тебя нет братьев и сестер? А как поживают дедушка с бабушкой? Я их помню, потрясающие люди.
– Еще бы. У них все хорошо.
– Они, наверное, счастливы снова тебя увидеть.
– Да, – с улыбкой киваю я.
– Хочу спросить. – Алиса наклоняется и в предвкушении заглядывает мне в глаза. – А тебе удалось изменить мир? Каково быть женщиной в конце двадцатого века? Не представляешь, как я тебе завидую; ты же росла, когда с нами общались на равных.
Внезапно я понимаю, о чем она думает, и ощущаю себя такой пустышкой. На вид Алисе тридцать, но в душе она все еще шестнадцатилетняя девчонка из пятидесятых.
– Ты изменила мир? – повторяет она.
Мне поневоле приходится задуматься. Я носила желтый браслет в поддержку Фонда Армстронга и голосовала на трех президентских выборах. На благотворительных вечерах прикалывала к платью розовую ленточку, символ борьбы с раком груди, и красную ленту в знак солидарности с больными СПИДом. Вот черт. Что я вообще сделала в жизни?
– Понимаешь, в конце двадцатого века женщинам уже не за что бороться. Наши мамы постарались за нас, – говорю я.
– А что ты сделала?
– Для человечества?
На языке вертится шутка о сумках и туфельках, но не уверена, что Алиса ее поймет. К тому же в шутке есть доля правды. Нашим обществом правит потребительский дух. Поэтому я молчу. Если честно, я понятия не имею, что сделала, чтобы изменить мир к лучшему. Может, я была слишком молода. Или слишком ленива. Да и стоит ли его менять? Я читала «Нью-Йорк таймс» (в основном раздел моды, но иногда просматривала и другие страницы). Была в курсе мировых событий, сочувствовала бедствующим в Африке. Смотрела Опру. Значит, вот за что меня хотят выгнать на четвертое небо? За то, что не приложила руку к борьбе на благо человечества?
– Не знаю, – тихо говорю я.
– Возможно, сочинение подскажет ответ.
Я молчу. В висках разгорается боль. С ума сойти, даже в раю у меня болит голова. Тут хоть есть ибупрофен?
– Давай пройдемся по магазинам! – восклицает Алиса.
– Не сегодня, мне пора домой, – вру я.
На ум снова приходит шутка о туфлях и сумочках. Если подумать, я сделала достаточно покупок за свою жизнь. Но Алису не убедить.
– Да ладно. – Она встает и тянет меня за руку. – Максина не простит, если я отпущу тебя в мрачном настроении. Только не говори, что не любишь ходить по магазинам.
Против воли вырывается смех. Я и пикнуть не успеваю, как меня уже тащат по улице.
Легче всего описать райский шопинг двумя словами – неземное наслаждение. Я обмолвилась, что мне нужны майки по типу любимых мужчинами маек-алкоголичек. Только здесь они называются майками-трезвенницами. Более того, в городе есть целый магазин, где продают «трезвенниц» всех видов и размеров: с узкой спинкой и классические.
– Добрый день, Алекс. – Консультант приветствует нас воздушным поцелуем. – Мы тебя ждали. Никак не можем решить, какие майки тебе больше понравятся – облегающие или свободные.
– Давайте и те и другие, – смеемся мы с Алисой.
– Я тоже так подумала. – И продавщица кладет в два разных пакета по десятку «трезвенниц».
– Мне нравится твой стиль, вся в черном, – заявляет Алиса по дороге в «Слик энд шик». – После работы ангелом-хранителем я никак не могу отвыкнуть от белого.
Как и следовало ожидать, вся одежда в магазине в черных тонах.
– Добро пожаловать в «Слик энд шик», где черное всегда в моде.
Я примеряю просторные брюки с новой «трезвенницей». Алиса надевает армейского покроя пиджак с золотыми пуговицами от Жана-Поля Готье, годов этак восьмидесятых.
– Потрясающе! – вырывается у меня.
– Вам идет, – подтверждает продавщица.
– Думаешь? – спрашивает Алиса.
– Если не хочешь брать, я возьму.
Она выглядит восхитительно. Как проверено на практике, в раю любой наряд сидит как влитой.
У меня поднимается настроение. Возможно, я сделала поспешные выводы насчет Алисы. В конце концов, она всего лишь ребенок.
Мы подбираем одинаковые запонки с бриллиантами в четыре карата. Магазин так и называется: «Четыре карата или больше». Сами посудите, кто в раю будет носить бриллианты поменьше?
Затем осматриваем новую осеннюю коллекцию «Дольче энд Габбана» в «Скини мини», где второй размер подходит абсолютно всем. Я покупаю (вернее, беру) вещи с глубоким вырезом, но Алиса предпочитает покрой поскромнее. Я рада, что на небе не приходится носить свободные рукава на три четверти, скрывающие дряблые руки; как ни странно, Алиса выбирает их добровольно.
– Никак не могу привыкнуть к новой моде, – заявляет девушка.
Она выглядит намного старше шестнадцати и даже тридцати.