10 минут 38 секунд в этом странном мире

Папа был солдатом, служил в турецкой армии. Он верил в прогресс, разум, сближение с Западом и просвещение – значение всех этих слов было малопонятно мальчику, однако вполне привычно, поскольку он много раз их слышал. Папа всегда говорил, что его страна однажды станет цивилизованной и просвещенной – на одном уровне с европейскими народами. «Нельзя изменить географию, – говаривал он. – Но можно перехитрить судьбу». Пусть большинство жителей этого восточного городка были невежественны, придавлены религией и жесткими условностями, правильное образование способно спасти их от печати прошлого. Папа верил в это. Верила и мама. И вместе они – идеальная пара из новой республики – вкалывали в надежде построить светлое будущее. Солдат и фармацевт – оба волевые и мужественные. А он – их отпрыск, единственный ребенок, наделенный их лучшими качествами, их прогрессивным духом. Впрочем, Синан опасался, что не очень-то похож на родителей как по характеру, так и внешне.

Папа был высоким и подтянутым, с гладкими, словно стекло, волосами. Сколько раз, стоя перед зеркалом с расческой и лосьоном для ухода за волосами, мальчик пытался повторить его прическу. Он пробовал оливковое масло, лимонный сок, крем для обуви, а однажды даже кусочек сливочного масла, что закончилось полным безобразием. Ничего не помогало. Кто же поверит, что он, с его полнотой и неуклюжестью, – сын солдата с идеальной улыбкой и безупречной осанкой? Пусть папы уже нет, однако он присутствовал во всем. Мальчик считал: если бы его самого не стало, вряд ли после него осталась бы такая пустота. То и дело Синан замечал, как печально и утомленно смотрит на него мать, и ему казалось, будто она думает: почему он не умер вместо отца? Именно в такие моменты Синан чувствовал себя таким одиноким и уродливым, что не мог даже пошевелиться. А потом, в самый одинокий момент, мама подходила и обнимала его, полная нежности и любви, и он смущался собственных мыслей, смущался и немножко радовался. Но его все равно не переставало мучить опасение, что, как ни старайся и как ни меняйся, все равно потерпишь крах и чем-нибудь разочаруешь ее.

Синан смотрел в окно – вскользь и украдкой. Кладбище внушало ему страх. Оно пахло странно и неотвязно, особенно осенью, когда мир приобретал рыжевато-коричневый оттенок. Мужчины в их семье поколениями умирали слишком рано. Папа, дед, прадед… Как бы сильно ни старался мальчик справиться со своими эмоциями, он никак не мог отвязаться от дурного предчувствия, что скоро придет и его черед лечь там. Когда мама ходила на кладбище убраться на могиле мужа, посадить цветы, а иногда просто посидеть у надгробия, а она делала это часто, сын подглядывал за ней в окно. Синан ни разу не видел маму ненакрашенной или растрепанной, и, глядя на то, как она сидит на земле с опавшими листьями, он морщился и даже начинал ее побаиваться, словно от этого она становилась чужой.

Все, кто жил по соседству, приходили в аптеку – и стар и млад. Порой приходили женщины в черных чадрах, вместе с детьми. Однажды он слышал, как одна женщина просила у мамы лекарство, чтобы больше не рожать. Она сказала, что у нее уже одиннадцать детей. Мама дала ей маленький квадратный пакетик и отослала прочь. Через неделю эта женщина вернулась, жалуясь на страшную боль в животе.

– Вы что, проглотили их?! – воскликнула мама. – Презервативы?!

Сидевший наверху мальчик замер, прислушиваясь.

– Они же не для вас, а для вашего мужа!

– Я знаю, – устало ответила женщина. – Но я не смогла уговорить его использовать их и решила: лучше уж я сама их приму. Я подумала: а вдруг помогут?

Мама пришла в такую ярость, что продолжала бормотать себе под нос, даже когда женщина уже ушла:

– Невежественные, неотесанные крестьяне! Размножаются, точно кролики! Как можно модернизировать эту несчастную страну, если необразованных по-прежнему больше, чем образованных? Мы рожаем одного ребенка и заботливо растим его. Тем временем эти производят на свет десять маленьких сорванцов и не успевают смотреть за ними – и что? Детям приходится самим о себе заботиться!

Мама была нежна с мертвыми и куда строже с живыми. Однако мальчик считал, что с живыми как раз и надо обращаться нежнее, потому что, в конце концов, именно они изо всех сил стараются понять смысл этого мира. Он с кусочками масла в волосах, эта крестьянка с презервативами в желудке… Все люди чувствуют себя немного потерянными, уязвимыми и неуверенными – образованные или нет, современные или нет, повернутые в сторону Европы или нет, взрослые или дети. Вот так думал этот мальчик Синан. Лично он всегда чувствовал себя уютнее с теми, кто был неидеален в том или ином отношении.

Пять минут

Спустя пять минут после того, как ее сердце перестало биться, Лейла припомнила рождение брата. Вместе с этим воспоминанием она ощутила вкус и аромат жарко́го из козьего мяса со специями – кумин, семена фенхеля, гвоздика, репчатый лук, томаты, курдючный жир и козье мясо.