Укрепив в своих приверженцах волю к монументальной форме, сам Новиков, напротив, еще решительнее углубился в акционизм. Вероятно, так он компенсировал невозможность заниматься визуальным искусством. В 1998‐м Тимур выпустил совместно с Андреем Хлобыстиным газету «Художественная воля», посвященную крестовому походу за красоту. В газете было опубликовано интервью известнейшего петербургского филолога-классика Александра Иосифовича Зайцева, профессора университета, человека православного и одновременно верующего в силу классической культуры (в частности, он говорил, что люди, читавшие античных авторов в оригинале, создали Британскую империю, а те, кто изменил классическому образованию, ее разрушили). Распространяли же это издание городские бездомные, получая подчас и подаяние за революционно-неоакадемическую печатную пропаганду. Брутальный абсурд этой ситуации напоминал не затертое музейное обращение неоакадемического капитала, но мощный энергетический контакт классики в разных ее ипостасях с давно одичавшей реальной жизнью. Именно так варварски, вероятно, выглядели спектакли, стилизованные под античные трагедии, в которых были заняты красноармейские части времен Октябрьской революции. Ариаднина нить путешествия неоакадемизма образовала в 1998 году еще один узел исторического сходства: Новая академия стараниями Тимура получила залы в том самом Михайловском замке, который стал материализацией русской мечты о Риме и был местом экстатических оргий, предмета для подражания русского штейнерианства и ницшеанства начала ХХ века. Здесь в 1999 году Новиков предпринял съемку своего последнего агитационного фильма «Красный квадрат, или Золотое сечение». Режиссером стал Игорь Безруков, а главными актерами – сам Новиков, Ирена Куксенайте и Владислав Мамышев. У этого фильма было и «рабочее» название «Опять двойка, 2», напоминающее о шедевре Пиратского телевидения, снятом в 1992 году и представлявшем, как Новиков «пытает» Мамышева. В неоакадемическом ремейке Мамышев вернулся к своему старому амплуа нерадивого ученика, который в Академии Новикова изображает вместо Венеры Красный квадрат. Профессор Новиков в цилиндре, с лорнетом в одной руке, другой сечет Мамышева тростью. Новиков выстроил мизансцену таким образом, что «сечение» Мамышева происходит перед «Триумфом Гомера» Маслова и Кузнецова, написанным в ознаменование конца модернизма ХХ века и прихода нового тысячелетия. Порка, напоминающая о кипевших здесь когда-то хлыстовских радениях Татариновой, осуществляется словно бы на античном языческом алтаре. Так Тимур иронично указывает на неизбежность телесных и душевных страданий, сопутствующих движению к недосягаемому, запредельному идеалу.
Тимуром всегда владело желание создать новый универсальный художественный язык. Его интерес как к классике, так и к поп-культуре объясняется напряженностью этих поисков. В поп-культуре Тимур видел прежде всего механизм массового воздействия, допуская вслед за своим любимым писателем Германом Гессе, что эту мощную систему можно использовать для распространения идей высокого искусства, для «генетического вбрасывания» этих идей в живую неизвестность будущего. В романе «Степной волк» Гессе вложил в уста Моцарта следующие рассуждения: «Вы слышите не только изнасилованного радиоприемником Генделя, который и в этом мерзейшем виде еще божественен, – вы слышите и видите, уважаемый, заодно и превосходный символ жизни вообще. Слушая радио, вы слышите и видите извечную борьбу между идеей и ее проявлением, между вечностью и временем, между божественным и человеческим. Точно так же, мой дорогой, как радио в течение десяти минут бросает наобум великолепнейшую на свете музыку в самые немыслимые места, в мещанские гостиные и в чердачные каморки, меча ее своим болтающим, жрущим, зевающим, спящим абонентам, – точно так же и жизнь разбрасывает без разбора великолепную вереницу картин мира, превращает волшебные звуки оркестра в неаппетитную слизь, неукоснительно впихивает свою суетность между идеей и реальностью, между оркестром и ухом. И если мы не ослы, то мы смеемся по этому поводу»173
.