100 лет современного искусства Петербурга. 1910 – 2010-е

Память – главная составляющая традиции – представляет собой смесь реального и симулятивного, причем как в памяти, так и в реальности симуляция и всевозможные фантомы сознания гораздо убедительнее и «реальнее» действительности. Одним из доказательств этой мысли может служить реалистическое искусство XIX века, которое, как правило, предпочитало разнообразные макеты и копии натуре и не видело принципиальной разницы между копиями и оригиналами. И дворцы Людвига Баварского в этом смысле были не причудливыми оперными сценами, но реальными воплощениями рая. Природа искусства всегда находилась на границе природы иллюзий и природы действительного. И современное искусство, девальвируя иллюзии, подобно науке, сокращало до недавнего времени сферу собственного воспроизводства. Однако механизмы памяти, направленные на сохранение не только воспроизводства реального, но и символического, способствовали торможению этого разрушительного процесса. Иллюзорное в природе памяти работает как универсальный транквилизатор, снимая болевой шок от столкновений с реальностью паузами амнезии или фантомами ложной памяти. И искусство оказывается ближе к цели тогда, когда не уклоняется от собственной природы – быть средством пополнения фантомного слоя памяти.

Сокуров. Молчание 199

…Насилие можно определить как то, что говорит мало или не говорит вовсе.

Жиль Делёз

Фильмы Александра Сокурова трудно разобрать на составные части: звук здесь может работать изображением, невидимое входит в ткань кадра и оборачивается зримым как слышимым. Но и слышимое само по себе призрачно: звуковая дорожка несет шумы как голоса мира, многократно приближаясь к молчанию. Молчание долгих планов растит образы и картины, интерактивно питаясь зрением оператора и временем зрителя. Фильм действует подобно человеческому мозгу, который способен в экстремальных ситуациях делегировать функции одного отдела другому. Сокуров убеждает своего зрителя в том, что чувствование и понимание осуществляются не только благодаря зрению и слуху, а и благодаря какому-то еще другому, дополнительному свойству человеческой природы и мира в целом. Режиссер словно бы вдруг начинает показывать кино, снятое слепым оператором и озвученное немыми актерами, с одной только целью – проверить границы легендарного умнóго зрения, духовного восприятия человека, ощутить присутствие этого навыка: с нами ли он или утрачен в процессе эволюции. Умнóе зрение ведет за пределы произведения искусства и за ограничения личности к восприятию бесконечности мира. Однако же сама возможность такого восприятия, его открытость чувствам человека признается отнюдь не всеми. Поэтому изначальное, а именно молчание и незримое, то, что было до слова и до света, лежащее за границами регистрируемого опыта, Сокуров выбирает точкой отсчета своего парадоксального кинематографа.