Читаем 100 пророчеств о судьбе русского народа полностью

Только в недрах русской культуры родились все крупномасштабные государственные проекты: и теория Третьего Рима, и никонианство, претендующее на вселенскость Православной Церкви с Новым Иерусалимом под Москвой. Именно в наших недрах окрепнет и теория русской Победы, которую мы обнародовали в нашей газете. Это не сиюминутный лозунг. К сожалению, наши политические товарищи решили, что это лишь тактический сиюминутный лозунг. А это то учение, которое объясняет, почему русский народ наполнен альтернативой миру, почему он наполнен мессианством. Это не мессианство мировых завоеваний Александра Македонского или Наполеона, это мессианство света и добра, мессианство русской справедливости.

Иная жизнь по законам Христа. Мир зла наносит нам поражения, низвергая каждый раз почти до земли. И каждый раз, обретая невиданные космические ресурсы, русский народ опять поднимается с земли и одерживает свою Победу. Мы — народ Победы. Так было в XVII веке, так было в XX веке. В этом огромная миссия нашей катакомбной культуры.

Сама по себе русская культура является элементом сопротивления. Она не дает распространяться энтропии. Она изначально существует как культура сопротивления. А при сопротивлении выделяется огромное количество самой разной энергии, благотворной для культуры. Энергия сопротивления определяет и поведение русских писателей. В 1917 году произошел страшный мировоззренческий конфликт. Так просто этот конфликт не может быть завершен. Даже когда в Кремль пришли оголтелые либералы и разрушители державы во главе с Ельциным, вокруг общего врага не удалось тесно сплотить все силы оппозиции. Было лишь хрупкое взаимодействие. Это онтологический разрыв. И пока живы носители красной идеологии, такие как Бушин, и носители белой идеологии, такие как Бородин, Михаил Назаров, этот конфликт на личностном уровне, а значит, и на онтологическом, будет сохраняться.

Но красное поколение уходит, и то белое — старомодно оппозиционное, монархо-православное — тоже уходит. Я думаю, следующее поколение все расставит на свои места — Федор Михайлович Достоевский является православным русским националистом. И он является откровенным социалистом, даже коммунистом в защите маленького человека. («Униженные и оскорбленные»). Сейчас весь русский народ унижен — и вся Россия, и каждый человек в частности. Защита униженного и оскорбленного — это чисто социалистическая задача. Что может быть сейчас насущнее — спасать умирающее население? А поскольку у народа, кроме задачи хорошо жить и рожать молодое здоровое поколение, есть всегда и духовное, мистическое, православное начало, то будет востребовано в культуре и оно. В следующем поколении, надеюсь, эти все образующие культуру идеи сольются. Он, этот новый художник, будет и красным в той мере, каким был Достоевский, он будет и белым в той степени, в какой Достоевский был хранителем государства и был наполнен христианским пафосом. Может быть, это будет коллективный национальный русский гений. Новая могучая кучка. Русская культура тогда и выйдет из своей катакомбы, израненная, оскверненная, изрезанная, с худыми ребрами и с горящими глазами. Она и создаст новую национальную идею. Новую культуру третьего тысячелетия!

92. Владимир БОНДАРЕНКО

Я вижу три лика русского литературного патриотизма.

Красный, завершенный, завораживающий своей самоотверженностью и величием замысла лик. Белый, монархический, национальноправославный, по сути, тоже завершенный, романтически-ностальгический лик.

И третий лик, не столь совершенный, иногда медузообразный, растекающийся во все стороны, поражающий своей эклектичностью, но живой и продолжающийся.

Год назад от нас ушла Татьяна Глушкова. Думаю, даже ее недоброжелатели почувствовали: в литературе русской будет чего-то не хватать. Татьяна Глушкова стала определенным символом красного лика. Таким же символом, как трагически погибший Борис Примеров с его чудной молитвой «Боже, Советскую власть нам верни...», как поздний Николай Тряпкин, воспевший красную державу, как единственно возможную для русского народа, как и ныне живущие Юрий Бондарев и Михаил Алексеев. Или даже неистовый Владимир Бушин... Эту законченность надо воспринимать сегодня прежде всего эстетически, и даже яростные крики Бушина — это отчаянные крики из уходящего великого времени. Плач при отпевании. Есть своя великая красота в гармонии завершенности сталинского ли большого стиля или же столь же законченного и завершенного, пронизанного великими идеями красного авангарда двадцатых годов. Для меня есть два абсолютных гения красного авангарда — это Павел Филонов в живописи и Велимир Хлебников в поэзии. Как бы ни присваивали их нынче себе буржуазные дельцы от искусства, имеющий уши да слышит, имеющий глаза да видит: оба этих русских гения национальны по духу и неисправимо красны по идеологии своей. Предтечи национал-большевизма.

Перейти на страницу:

Все книги серии 100 пророчеств

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное