100 пророчеств о судьбе русского народа

Такая же великая завершенность видна и в белом лике русского патриотизма. От идеологии до эстетики, от правил игры до своих святынь, своих героев, своих мучеников. Они помнят свой «Лебединый стан», помнят расстрелянного Николая Гумилева. Но из гранита завершенности не переступить. Медный всадник или каменный гость только в поэмах гения способны на движение. Идеологически завершенные монументы не способны на диалог. И потому неизбежна непримиримость Игоря Шафаревича и Ильи Глазунова, Леонида Бородина и Александра Солженицына, непримиримость — к красному лику, ко всем его носителям. Так же неприемлемы были для Татьяны Глушковой и Петра Проскурина, Анатолия Иванова и Феликса Чуева любые оттенки белой идеи... Звучат два мощных русских национальных реквиема об ушедшей державе, и никто не хочет замечать их созвучий. А ведь они есть, и в героике, и в романтизации своих идей, и даже в одинаковых нормах нравственности. Одни потеряли Бога, но хранили его в душе, в подсознании, строя гигантскую советскую державу. Другие потеряли Державу, отдалились от нее, но в душе оставались такими же отчаянными государственниками. Кто и зачем свел на весь XX век их в непримиримом противостоянии? Какой бесовский замысел? Часто в поездках по центрам русской эмиграции, в Мюнхене и Франкфурте-на-Майне, в Джорданвилле и Монтерее, в Париже и Брюсселе встречаясь с ветеранами власовского движения, с поседевшими энтээсовцами, бойцами антибольшевизма, такими, как Олег Красовский, Глеб Рар, Григорий Климов, Николай Рутченко, Аркадий Столыпин, Абдурахман Авторханов, Николай Моршен, Петр Будзилович, я поражался сходству их консервативного сознания, их традиционализма в эстетике, в морали, в быту с подобным консервативным сознанием наших красных отцов. Да и третья, либерально-космополитическая эмиграция к ним отнеслась так же враждебно, как к каким-нибудь нашим Семену Бабаевскому и Ивану Шевцову. Впрочем, и они наших расхристанных шестидесятников критиковали в своих изданиях не хуже «Нашего современника». И как восторженно все они, эти русские власовцы, энтээсовцы и потомки белогвардейцев, принимали писателей русского национального направления в их поездке в начале девяностых годов по Америке! Казалось бы, вот оно, произошло, национальная Россия встретилась. Красные и белые державники соединились... Станислав Куняев и Виктор Лихоносов, Леонид Бородин и Павел Горелов, Светлана Селиванова и Эрнст Сафонов, Олег Михайлов — все, пожалуй, за исключением Куняева, вполне умеренные просвещенные патриоты, кто красного, кто белого толка. Иные даже с либеральной прокладочной, но прозванные в американской либеральной прессе грозно: «десант советских нацистов в Вашингтоне». Как радостно принимали их постаревшие белогвардейцы... Прошло года два — и русская национальная эмиграция отвернулась от нашего патриотического движения. Да и сама эта дружная команда писателей разошлась по разным патриотическим непримиримым группировкам.

А ведь совпадало практически все в их программах. Кроме отношения к красной идее у одних, к белой идее — у других. Не было, да и до сих пор нет понимания, что оба этих лика уже навсегда остались красивыми монументами трагической истории России. Еще живые наследники их идей так же до удивления схожи в нравственном максимализме, в жертвенном отношении к России, в следовании традициям великой русской культуры. И так же тотально непримиримы друг к другу.

Я, как законченный эстет, давно и искренне любуюсь классической завершенностью их ликов. Люблю классическую отточенность звука, цвета, жеста, поступка, деяния. Мне понятен недавний неизбежный выход высокоуважаемого Игоря Ростиславовича Шафаревича из редколлегии «Нашего современника», понятна максималистская непримиримость моего давнего друга Леонида Бородина к любым поползновениям в красноту, я вижу царственную гармонию у Ильи Глазунова... Я понимаю неизбежность ожесточенной публицистики Татьяны Глушковой и Сергея Кара-Мурзы, предугадываю воинственную реакцию Владимира Бушина, как языческие воины древности они не хотят покидать свои священные камни красного лика...

Но у русского патриотизма всегда был и есть третий лик — текучий лик приспособления не к власти, не к материальному бытию, а к своему меняющемуся народу. Как писал Юрий Кузнецов о России: «Ты меняла свои имена, / Но текучей души не меняла...» Живой человек, живой народ, живое государство с грязью и несовершенством. Только завершенность чиста и совершенна в своей красоте. Хотя и белый мрамор или красный гранит завершенных памятников завершенным идеям тоже требуют чистки время от времени. Что же говорить о живом, меняющемся лике патриотизма, искренне пытающегося помочь сегодня своему же народу. Я сразу решительно отбрасываю всех довольно многочисленных квазипатриотов, текучих за своей корыстью или за своим спонсором. Пытаюсь разобраться в целях и задачах текучего лика патриотизма.