Нам в Хьюстоне скучать не приходилось. В дополнение к знакомству с американским ЦУПом, со всеми его особенностями «прохождения» телеметрической информации с орбиты и управления полетом, у нас всегда было чем занять свободное время. Подготовка к следующим полетам Спейс Шаттла и разворачивавшегося проекта МКС «Альфа» были неисчерпаемой темой. Было также интересно познакомиться с НАСАвской системой подготовки запуска Спейс Шаттла, о которой мне пару лет до этого рассказывал бывший коллега по ЭПАСу Боб Уайт. С тех пор он полностью отошел от стыковки и переключился на новую тематику. Ему пришлось руководить группой оценки условий запуска, прежде всего погодных. Они учитывали погодные условия не только на мысе Канаверал, но и в районах запасных аэродромов посадки на случай преждевременного прекращения полета, в Европе и в Африке. Небольшая группа специалистов, среди которых оказался мой мадридский знакомый, астронавт Меду, получала информацию со всего мира, оперативно ее обрабатывала и оценивала, стыкуя таким путем разные сферы и континенты. Стыковка — это всегда кооперация.
Когда пуск отложили, Б. Уайт уехал домой, а мы пошли решать вопросы по будущим стыковкам.
Спейс Шаттл запустили на орбиту только во вторник 27 июня. В этот день, сидя с Б. Уайтом в его «ивалюэйшен рум», до последнего момента мы не знали, дадут «добро» или нет. Все прошло нормально. «Атлантис», выйдя на орбиту, пустился догонять наш орбитальный «Мир».
На следующий день активный корабль традиционно подготовился к стыковке, выдвинув кольцо стыковочного механизма, андрогинному стыковочному узлу тоже требовалась эрекция.
Наступило 29 июня, день стыковки, который я окрестил тогда на английский манер D?day (Docking?day). Прибыв в ЦУП около 6 часов утра, мы вместе с американскими коллегами наблюдали подход «Атлантиса» к андрогинному причалу нашего «Мира» на модуле «Кристалл», такой непривычно медленный–медленный.
Астронавты все делали, как учили, даже немного лучше: кольцо стыковочного механизма АПАСа даже не шелохнулось, так точно причалили они свой 100–тонный Орбитер. Реактивные управляющие двигатели (РСУ) сделали свое дело, было видно, как две стотонные массы лишь слегка покачались относительно друг друга. Система стыковки не почувствовала касания, сразу — сцепка, и дальше все, как промоделировали, испытали, оттренировали. Потом было стягивание, закрылись крюки, вот уже последние операции, стыковка выполнена. Все, как по маслу, без сучка без задоринки, даже как?то скучно.
Нет, в тот день скучать не пришлось. Все?таки действительно очень много людей участвовали в этой миссии, слишком много времени и сил затратили все мы, россияне и американцы, на подготовку этой миссии и давно ждали этого события.
В 11 часов меня вместе с американскими руководителями программы пригласили на пресс–конференцию. Сначала выступили руководитель полета и директор программы МКС «Альфа» в штаб–квартире НАСА В. Трентон. Наши выступления транслировались на всю Америку в прямом эфире, позднее их много раз повторяли в записи. Мы говорили об успехе и о непростом пути к нему, занявшему полных три года, об объединении усилий в освоении космоса после окончания холодной войны. Мы с Б. Брандтом вспомнили, как 20 лет назад мы готовили к стыковке наши корабли «Союз» и «Аполлон». На этот раз, сказал я, это — не мимолетная встреча, не свидание двух красивых и сильных любовников, повстречавших друг друга в огромном мире и расставшихся навсегда после той короткой космической связи. На этот раз миссия стала похожа на женитьбу, со всеми ее атрибутами и аксессуарами: сватовством и договором, любовью и расчетом, ритуалом и шумным весельем.
Мы говорили и улыбались, шутили и смеялись. Никто не остался равнодушным. Тогда я назвал этот день не только D?day, но и V?day (V — Виктория, значит Победа), последнее, почему?то больше понравилось американцам, его цитировали многие газеты и комментаторы. На этой прессконференции я также сказал, что безотказная операция — это тоже сенсация, но пресса мне почему?то не поверила.
Одна журналистка задала вопрос о том, придумали ли название для будущей международной станции. Ставшее интернациональным русское слово «перестройка» просилось в международный эфир, меня так и подмывало произнести его вслух на весь мир. Почему?то я так и не решился произнести его: слишком официальным казалась мне эта пресс–конференция. Потом мы с Д. Хамилтоном пожалели об упущенной возможности прорекламировать интернациональную идею.
Стыковка всегда и везде требовала решимости.
После пресс–конференции меня еще долго пытали журналисты. Надо сказать, что их в Хьюстоне собралось намного меньше, чем 20 лет назад в Москве и, наверное, в Хьюстоне. Корреспондент новой газеты «USA Today», которой не было 20 лет назад, решил снять с меня подробное интервью и расспрашивал обо всем понемногу. Мне так и не пришлось увидеть своих ответов в его в газете, кроме короткой заметки о том, что стыковка состоялась.