100 слов психоанализа

Равнодушие могут испытать вновь и вновь только те, кто однажды уже столкнулся с равнодушием в раннем детстве, для других оно ничего не значит; для тех, от кого оно «исходит» (родитель-меланхолик?), равнодушие – это не аффект, это отсутствие аффекта. И это тем удивительней, что равнодушие возобновляется при каждой новой клинической встрече: пациента ничего не трогает, не цепляет, не волнует, не связывает, ничего не задевает, ничего не удерживает, даже не сковывает, ибо ничего не захватывает больше, чем не – инвестиция, «объектом» которой, как ни парадоксально, он являлся! Родительское ничто для ребенка является всем. И это пронизывает настолько глубоко, что, взрослея, он на всю жизнь остается привязан к устам, которые так и не разомкнулись, к губам, которые ничего не произнесли, и именно потому, что они ничего не произносят. Пронизывает вплоть до того, что, будучи уже взрослыми, в качестве «компаньона» или партнера такие люди выбирают себе спутника, для которого они не существуют.

Так, Эмили, зайдя на псарню с мыслью присмотреть себе щенка, выбирает самого одинокого, самого уродливого, на которого никто не смотрел и которого никто даже не замечал, которого никто не хотел… и никогда не захотел бы. И поскольку щенок из-за отсутствия инвестиций довольно быстро погибает, попав под машину, девочка равнодушно возвращается на псарню и с легкостью находит ему замену в виде такого же несчастного двойника.

Различия

В бессознательном^* не существует отрицания, противоречия или различия. Нет градаций уверенности в отношении исполненных желаний, а есть лишь вариации в инвестировании в зависимости от их содержания. Бессознательное, инфантильное не говорит «нет», в нем сосуществуют ненависть и любовь, мужское и женское, активное и пассивное, живые и мертвые… Присутствует все, оно не ведает, что такое отсутствие. Организация психической жизни, конструкция, созидание субъекта, структуризация личности происходят не благодаря бессознательному, а вопреки ему. Все различия, такие как: различия полов, поколений, различия между внутренним (психической реальностью^*) и внешним (материальной реальностью), между живыми и мертвыми, душой и телом^*, оральным^* и анальным^*, запрещенным и разрешенным, отсутствием и смертью – все эти различия указывают и на их отдаленность от первичных психических процессов, «регулирующих» бессознательную жизнь.

Невроз представляет собой патологию конфликта, который устанавливается именно в точке столкновения между «да» бессознательного, ищущего всего лишь своего исполнения, и «нет» высших систем психической жизни, желающих сохранять различия. В рамках невроза различия проявляются в форме конфликта. Но существует и другая патология, где вмешательство первичных процессов происходит за счет игнорированных или отвергнутых различий. Перверсия^* ничего не желает знать о различиях полов или поколений; психоз^* – о том, что внутреннее противопоставляет внешнему; меланхолия^* – о том, что отделяет живых от мертвых; пограничное состояние^* – о том, что отличает отсутствие от окончательной потери…

Расщепление (Я)

Уже собираясь отойти ко сну, Фрейд видит, что в купе его спального вагона заходит усталый старичок, фантом, явившийся прямо из царства мертвых; он отдает себе отчет, что это его собственное отражение в зеркале, образ не его самого, а другого его-самого, неизвестного ему, воплощенного на миг в зеркале. Образ, соответствующий возрасту его артерий, в то время как у другого не было еще ни одной морщинки; первое Я принимает реальность, второе игнорирует ее или отвергает. Обычное расщепление Я, мгновенье деперсонализации, жути, беспокоящей странности – обычные «психотические» явления повседневной жизни, когда бессознательное выплескивается скорее извне, чем изнутри. Выходя от парикмахера, в зеркальном отражении витрины случайно встречаешься с глазами незнакомца – и тебе потребуется несколько мгновений, прежде чем узнать в нем себя.

Между Я и вытесненным существует дверь, которую Я подпирает, стремясь держать ее закрытой, тогда как вытесненное толкает ее с обратной стороны или, в крайнем случае, пытается проникнуть через окно. Между расщепленными частями Я существует окно, прочное и невидимое, которое мы способны заметить, лишь ударившись об него головой. В траншейной схватке, которое Я ведет с бессознательным, расщепление выступает как окопная линия. Будучи не в состоянии одному справиться со своим противником, Я расщепляется, чтобы спасти то, что еще можно спасти. Я разделяется, но делает это не для того, чтобы лучше властвовать. Психозы^* и перверсии^* часто к этому прибегают, уже не особо хорошо понимая, где проходит линия, разделяющая внутреннее и внешнее, психическую реальность от внешней реальности.