Как-то в полночь, в час унылый, я вникал, устав, без силы,Меж томов старинных, в строки рассужденья одногоПо отвергнутой науке, и расслышал смутно звуки,Вдруг у двери словно стуки, – стук у входа моего.«Это – гость, – пробормотал я, – там, у входа моего,Гость, – и больше ничего!»Ах! мне помнится так ясно: был декабрь и день ненастный,Был как призрак – отсвет красный от камина моего.Ждал зари я в нетерпеньи, в книгах тщетно утешеньеЯ искал в ту ночь мученья, – бденья ночь, без той, когоЗвали здесь Линор. То имя… Шепчут ангелы его,На земле же – нет его.Шелковистый и не резкий, шорох алой занавескиМучил, полнил темным страхом, что не знал я до того.Чтоб смирить в себе биенья сердца, долго в утешеньеЯ твердил: «То – посещенье просто друга одного».Повторял: «То – посещенье просто друга одного,Друга, – больше ничего!»Наконец, владея волей, я сказал, не медля боле:«Сэр иль Мистрисс, извините, что молчал я до того.Дело в том, что задремал я, и не сразу расслыхал я,Слабый стук не разобрал я, стук у входа моего».Говоря, открыл я настежь двери дома моего.Тьма, – и больше ничего.И, смотря во мрак глубокий, долго ждал я, одинокий,Полный грез, что ведать смертным не давалось до того!Все безмолвно было снова, тьма вокруг была сурова,Раздалось одно лишь слово: шепчут ангелы его.Я шепнул: «Линор», и эхо – повторило мне его,Эхо, – больше ничего.Лишь вернулся я несмело (вся душа во мне горела),Вскоре вновь я стук расслышал, но ясней, чем до того.Но сказал я: «Это ставней ветер зыблет своенравней,Он и вызвал страх недавний, ветер, только и всего,Будь спокойно, сердце! Это ветер, только и всего.Ветер, – больше ничего!»Растворил свое окно я, и влетел во глубь покояСтатный, древний Ворон, шумом крыльев славя торжество,Поклониться не хотел он; не колеблясь, полетел он,Словно лорд иль лэди, сел он, сел у входа моего,Там, на белый бюст Паллады, сел у входа моего,Сел, – и больше ничего.Я с улыбкой мог дивиться, как эбеновая птица,В строгой важности – сурова и горда была тогда.«Ты, – сказал я, – лыс и черен, но не робок и упорен,Древний, мрачный Ворон, странник с берегов, где ночь всегда!Как же царственно ты прозван у Плутона?»Он тогдаКаркнул: «Больше никогда!»Птица ясно прокричала, изумив меня сначала.Было в крике смысла мало, и слова не шли сюда.Но не всем благословенье было – ведать посещеньеПтицы, что над входом сядет, величава и горда,Что на белом бюсте сядет, чернокрыла и горда,С кличкой: «Больше никогда!»Одинокий, Ворон черный, сев на бюст, бросал, упорный,Лишь два слова, словно душу вылил в них он навсегда.Их твердя, он словно стынул, ни одним пером не двинул,Наконец я птице кинул: «Раньше скрылись без следаВсе друзья; ты завтра сгинешь безнадежно!..»Он тогдаКаркнул: «Больше никогда!»Вздрогнул я, в волненьи мрачном, при ответе столь удачном.«Это – все, – сказал я, – видно, что он знает, жив годаС бедняком, кого терзали беспощадные печали,Гнали в даль и дальше гнали неудачи и нужда.К песням скорби о надеждах лишь один припев нуждаЗнала: больше никогда!»Я с улыбкой мог дивиться, как глядит мне в душу птица.Быстро кресло подкатил я, против птицы, сел туда:Прижимаясь к мягкой ткани, развивал я цепь мечтаний,Сны за снами; как в тумане, думал я:«Он жил года,Что ж пророчит, вещий, тощий, живший в старые года,Криком: больше никогда?»Это думал я с тревогой, но не смел шепнуть ни слогаПтице, чьи глаза палили сердце мне огнем тогда.Это думал и иное, прислонясь челом в покоеК бархату; мы, прежде, двое так сидели иногда…Ах! при лампе, не склоняться ей на бархат иногдаБольше, больше никогда!И, казалось, клубы дыма льет курильница незримо,Шаг чуть слышен серафима, с ней вошедшего сюда.«Бедный! – я вскричал, – то Богом послан отдых всем тревогам,Отдых, мир! чтоб хоть немного ты вкусил забвенье, – да?Пей! о, пей тот сладкий отдых! позабудьЛинор, – о, да?»Ворон: – «Больше никогда!»«Вещий, – я вскричал, – зачем он прибыл, птица или демон?Искусителем ли послан, бурей пригнан ли сюда?Я не пал, хоть полн уныний! В этой заклятой пустыне,Здесь, где правит ужас ныне, отвечай, молю, когдаВ Галааде мир найду я? обрету бальзам когда?»Ворон: – «Больше никогда!»«Вещий, – я вскричал, – зачем он прибыл, птица или демон?Ради неба, что над нами, часа страшного суда,Отвечай душе печальной: я в раю, в отчизне дальной,Встречу ль образ идеальный, что меж ангелов всегда?Ту мою Линор, чье имя шепчут ангелы всегда?»Ворон: – «Больше никогда!»«Это слово – знак разлуки! – крикнул я, ломая руки, –Возвратись в края, где мрачно плещетСтиксова вода!Не оставь здесь перьев черных, как следов от слов позорных!Не хочу друзей тлетворных! С бюста – прочь, и навсегда!Прочь – из сердца клюв, и с двери – прочь виденье навсегда!»Ворон: – «Больше никогда!»И, как будто с бюстом слит он, все сидит он, все сидит он,Там, над входом, Ворон черный, с белым бюстом слит всегда!Светом лампы озаренный, смотрит, словно демон сонный.Тень ложится удлиненно, на полу лежит года, –И душе не встать из тени, пусть идут, идут года, –Знаю, – больше никогда!1844–1849, перевод 1905–1924