100 стихотворений

Последнею усталостью устав,
предсмертным равнодушием охвачен,
большие руки вяло распластав,
лежит солдат.
Он мог лежать иначе,
он мог лежать с женой в своей постели,
он мог не рвать намокший кровью мох,
он мог…
Да мог ли? Будто? Неужели?
Нет, он не мог.
Ему военкомат повестки слал.
С ним рядом офицеры шли, шагали.
В тылу стучал машинкой трибунал.
А если б не стучал, он мог?
Едва ли.
Он без повесток, он бы сам пошел.
И не за страх – за совесть и за почесть.
Лежит солдат – в крови лежит, в большой,
а жаловаться ни на что не хочет.

Госпиталь

Еще скребут по сердцу «мессера»,
еще
   вот здесь
          безумствуют стрелки,
еще в ушах работает «ура»,
русское «ура – рарара – рарара!» —
на двадцать
         слогов
              строки.

Здесь

     ставший клубом
                 бывший сельский храм —
лежим
      под диаграммами труда,
но прелым богом пахнет по углам —
попа бы деревенского сюда!
Крепка анафема, хоть вера не тверда.
Попишку бы ледащего сюда!

Какие фрески светятся в углу!

Здесь рай поет!
            Здесь
                 ад
                   ревмя
                       ревет!
На глиняном истоптанном полу
томится пленный,
             раненный в живот.
Под фресками в нетопленом углу
лежит подбитый унтер на полу.

Напротив,

        на приземистом топчане,
кончается молоденький комбат.
На гимнастерке ордена горят.
Он. Нарушает. Молчанье.
Кричит!
      (Шепотом – как мертвые кричат.)

Он требует, как офицер, как русский,

как человек, чтоб в этот крайний час
зеленый,
       рыжий,
             ржавый
                   унтер прусский
не помирал меж нас!

Он гладит, гладит, гладит ордена,

оглаживает,
          гладит гимнастерку
и плачет,
       плачет,
             плачет
                  горько,
что эта просьба не соблюдена.

А в двух шагах, в нетопленом углу,

лежит подбитый унтер на полу.
И санитар его, покорного,
уносит прочь, в какой-то дальний зал,

чтоб он

      своею смертью черной
комбата светлой смерти
                   не смущал.
И снова ниспадает тишина.
И новобранца
           наставляют воины:
– Так вот оно,
           какая
               здесь
                   война!
Тебе, видать,
           не нравится
                    она —
попробуй
       перевоевать
                 по-своему!

Кёльнская яма