100 стихотворений

Нас было семьдесят тысяч пленных
в большом овраге с крутыми краями.
Лежим,
      безмолвно и дерзновенно.
Мрем с голодухи
             в Кёльнской яме.

Над краем оврага утоптана площадь —

до самого края спускается криво.
Раз в день
        на площадь
                 выводят лошадь,
живую
     сталкивают с обрыва.

Пока она свергается в яму,

пока ее делим на доли
                  неравно,
пока по конине молотим зубами, —
о бюргеры Кельна,
               да будет вам срамно!

О граждане Кёльна, как же так?

Вы, трезвые, честные, где же вы были,
когда, зеленее, чем медный пятак,
мы в Кёльнской яме
                с голоду выли?

Собрав свои последние силы,

мы выскребли надпись на стенке отвесной,
короткую надпись над нашей могилой —
письмо
      солдату страны Советской.

«Товарищ боец, остановись над нами,

над нами, над нами, над белыми костями.
Нас было семьдесят тысяч пленных,
мы пали за родину в Кёльнской яме!»

Когда в подлецы вербовать нас хотели,

когда нам о хлебе кричали с оврага,
когда патефоны о женщинах пели,
партийцы шептали: «Ни шагу, ни шагу…»

Читайте надпись над нашей могилой!

Да будем достойны посмертной славы!
А если кто больше терпеть не в силах,
партком разрешает самоубийство слабым.

О вы, кто наши души живые

хотели купить за похлебку с кашей,
смотрите, как, мясо с ладони выев,
кончают жизнь товарищи наши!

Землю роем,

          скребем ногтями,
стоном стонем
           в Кёльнской яме,
но все остается – как было, как было! —
каша с вами, а души с нами.

Памятник

Дивизия лезла на гребень горы
по мерзлому,
          мертвому,
                  мокрому
                        камню,
но вышло,
        что та высота высока мне.
И пал я тогда. И затих до поры.

Солдаты сыскали мой прах по весне,

сказали, что снова я родине нужен,
что славное дело,
              почетная служба,
большая задача поручена мне.

– Да я уже с пылью подножной смешался!

Да я уж травой придорожной пророс!
– Вставай, подымайся! —
                    Я встал и поднялся.
И скульптор размеры на камень нанес.

Гримасу лица, искаженного криком,

расправил, разгладил резцом ножевым.
Я умер простым, а поднялся великим.
И стал я гранитным,
                а был я живым.

Расту из хребта,

             как вершина хребта.
И выше вершин
            над землей вырастаю.
И ниже меня остается крутая,
не взятая мною в бою высота.

Здесь скалы

          от имени камня стоят.
Здесь сокол
         от имени неба летает.
Но выше поставлен пехотный солдат,
который Советский Союз представляет.

От имени родины здесь я стою

и кутаю тучей ушанку свою!

Отсюда мне ясные дали видны —

просторы
       освобожденной страны.
Где графские земли
                вручал
                     батракам я,
где тюрьмы раскрыл,
                 где голодных кормил,
где в скалах не сыщется
                   малого камня,
которого б кровью своей не кропил.
Стою над землей
             как пример и маяк.
И в этом
       посмертная
               служба
                     моя.

«Расстреливали Ваньку-взводного…»