Никто не оспаривает того факта, что «Ирокез» был истинным шедевром архитектуры и дизайна. Он состоял из фойе, украшенного деревянной резьбой, откуда вверх вели две великолепные лестницы» роскошно задрапированного зрительного зала, авансцены в виде изящной дуги, главной сцены гигантских размеров, множества артистических гримерных и был оснащен новейшим электрооборудованием. Театр располагал 1724 зрительскими креслами, и еще 300 зрителей могли разместиться на галерке стоя. Он имел 30 выходов — больше любого другого театра в стране, 27 из них были специальными пожарными выходами с двойными дверями; кроме того, партер, каждый ярус, ложи и галерка на случай пожара были оборудованы специальными выходами в фойе.
Но был ли театр действительно так безопасен в пожарном отношении? Уильям Кленденик, редактор специализированного журнала, занимавшегося вопросами пожарной безопасности, прошел по зданию театра, когда оно было еще в стадии строительства, и его оценка была гораздо более сдержанной, чем у создателей и владельцев. Он, в частности, указывал, что над сценой отсутствовала система пожаротушения через разбрызгиватели. Не было над сценой и вытяжной трубы, чтобы в случае возгорания отвести пламя из зала. Световой люк над сценой был накрепко забит гвоздями. В интерьере театра имелось слишком много деревянных украшений и деталей, которые могли легко воспламениться. Не была установлена и система экстренного оповещения, напрямую связывающая театр с пультом пожарной охраны. А непосредственно вечером 30 декабря 27 (!) запасных выходов из 30 оказались прочно запертыми, а на некоторых даже были установлены дополнительные металлические решетки.
От Кленденика, словно от назойливой мухи, просто отмахнулись как владельцы театра, так и инспекция по строительному надзору. Тогда он опубликовал в своем журнале крайне критичную статью о положении дел в театре, но это было как об стену горох — едва ли кто-либо, кроме специалистов, читал его журнал.
22 ноября Эд Лафлин, инспектор строительного отдела, проверил здание полностью, от артистических уборных до облицовочного камня, и объявил его «несгораемым вне всяких сомнений».
Две недели спустя Джозеф Догерти, рабочий сцены, сообщил о происшествии, последствия которого совершенно не были приняты во внимание. Он доложил владельцу Уиллу Дэвису, что за сценой загорелся мусор. Это возгорание Догерти потушил своими силами. Однако когда он попытался в качестве предохранительной меры опустить противопожарный асбестовый занавес, тот застрял, зацепившись за осветительный прожектор, в шести метрах над подмостками. Несмотря на возражения актеров, Догерти предложил установить прожектор в другом месте. Дэвис пообещал обдумать предложение, но потом совершенно забыл об этом.
30 декабря билеты на утреннее представление буффонады Кло и Эрлангера под названием «Мистер Блюберд» с актером-комиком Эдди Фоем в главной роли шли нарасхват и были быстро распроданы. В тот день в зрительном зале было 2 тыс. человек, 1724 сидели, а остальные стояли на галерке. Первый акт прошел безупречно. Все шло так гладко, что администратор сцены покинул свой пост за сценой и пошел в фойе, чтобы потом посмотреть второй акт из зала. Несколько рабочих сцены тоже тайком отправились пропустить по рюмочке в ближайший салун.
Но гораздо важнее было то, что плотник, одновременно ответственный за электрический механизм, приводивший в движение асбестовый противопожарный занавес, тоже вышел без разрешения и отправился в скобяную лавку.
В начале второго акта двойной октет из восьми мужчин и восьми женщин начал исполнять песню «При слабом лунном свете». За кулисами оператор прожектора для подсветки заметил, что его прожектор находится в опасной близости от первой кулисы, сделанной из бумаги. Не успел он подумать об этом, как на его глазах кулиса воспламенилась. Он попытался сбить крошечный огонек рукой, но не смог дотянуться до него.
Пламя метнулось вверх, и пожарный театра схватил огнетушитель и направил его на все еще небольшой огонь. Однако струя не достала до места возгорания. Пламя тем временем охватывало все новые и новые части декораций. На сцене находилось 10 тыс. м3
обычных декораций, деревянных конструкций, рам, краски и полотна и 180 подъемных декораций. Все это приводилось в действие при помощи новенькой, промасленной, легковоспламеняющейся веревки из манильской пеньки общей длиной 75 тыс. м. Колосники над сценой уже были в огне, и искры дождем посыпались на двойной октет исполнителей. Они вздрогнули и перестали петь. Одна женщина упала в обморок, остальные в испуге бросились за кулисы. Зрители, не вполне осознавшие опасность, слегка заволновались.Эдди Фой, почувствовавший в своей гримерной сильный запах дыма, быстро вышел на сцену и встал у рампы.
«Оставайтесь на своих местах, — сказал он зрителям. — Это пустяки. Огонь быстро потушат». А затем, повернувшись к дерижеру в оркестровой яме, прошипел: «Ради Бога, играйте же, играйте, продолжайте играть!»