100 Великих Книг

Скрупулезному обоснованию видения данной проблемы и посвящены почти 700 страниц текста «Критики чистого разума». Кант шаг за шагом проводит изумленного читателя над бездной неизведанного. Показывает, как на фундаменте чувственных первоощущений пространства и времени возникают простые и сложные понятия, которыми оперирует человек в своей повседневной жизни. Среди них научные идеи и категории, находящиеся в диалектической субординации. Понятийный синтез, точно в химической реторте, целиком и полностью свершается в нашем сознании. Кант поименовал этот жизненно, важный и таинственный даже для него самого акт превращения простого в сложное — трансцендентальной апперцепцией, положив тем самым начало не слишком отрадной традиции — облекать свои мысли и выводы в трудно постижимые и неудобоваримые категории, чем так прославилась классическая немецкая философия. Логически безупречно Кант подводит читателя и к парадоксальному выводу: любые законы — природы в том числе — находятся в нас самих: «… Рассудок не черпает свои законы (a priori) из природы, а предписывает их ей».

Но и на этом головокружительные приключения «чистого разума» не заканчиваются. Пытаясь осмыслить сущность и целостность окружающего мира, мы неизбежно впадаем в неразрешимые противоречия, названные Кантом антиномиями. Философ неопровержимо доказал, что с одинаковой степенью достоверности можно логически непротиворечиво обосновать взаимоисключающие друг друга тезисы и антитезисы: мир конечен или бесконечен, он причинен или беспричинен, состоит из простых частей или не состоит из них и т. д. Точно в такие же неразрешимые противоречия мы впадаем, пытаясь понять, что такое Бог, и Кант последовательно опровергает все канонические доказательства бытия Бога (вот он «меч», о котором писал Гейне).

Однако Бог, хотя и непостижим, необходим как постулат нравственности. Без веры в Бога не прожить, ибо иначе невозможно примирить стремление к благу с существованием зла. Без веры в Бога не будет никакой уверенности в том, что можно осуществить хоть какой-то нравственный порядок. (Достоевский впоследствии скажет еще проще: «Если Бога нет — то все дозволено!») В дальнейшем эти выводы легли в основу кантовской концепции категорического императива — нравственного правила для каждодневных поступков. Сама идея проста, как все гениальное, и имеет длительную историю. Пророки и проповедники разных народов и разные времена облекли ее в форму «золотого правила нравственности»: «Поступай с другими так, как бы хотел, чтобы они поступали с тобой». Кант придал этой общечеловеческой истине сугубо философское звучание:

«Поступай так, чтобы максима твоей воли всегда могла быть вместе с тем и принципом всеобщего законодательства». Данная формула и есть знаменитый категорический императив.

Вообще великий немецкий мыслитель считал, что в мире существуют только два явления, заслуживающие действительного восхищения и достойные внимания настоящего ученого: это — звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас. В конце прошлого — начале нынешнего веков, когда философия и наука стали с беспокойством осознавать пагубность традиционной методологии и неизбежность замаячивших впереди тупиков, раздался спасительный лозунг: «Назад к Канту!». Может, и был он чересчур паническим, но рациональное зерно здесь налицо: ни наука, ни философия не могут сделать ни одного шага вперед без тех открытий, которые были совершены в тиши кенигсбергского кабинета и получили свое воплощение в великой книге «Критика чистого разума».

30. ГЕГЕЛЬ «ФЕНОМЕНОЛОГИЯ ДУХА»

Это — не единственная знаменитая книга в обширном наследии великого немецкого мыслителя. Есть и познаменитее и пообъемнее. И все же именно она — «истинный исток и тайна» гегелевской системы — остается эпохальной точкой отсчета мировой философии. С «Феноменологии духа» начинается «настоящий» Гегель (до того он шел в фарватере предшественников). И для него книга также стала самым дорогим детищем. Когда 13 октября 1806 года после массированного артобстрела в Иену, где проживал философ, ворвались наполеоновские войска, в городе начался небывалый пожар и тотальный грабеж. Единственное, что удалось спасти Гегелю, была только что завершенная рукопись «Феноменологии духа», которую он рассовал по карманам, спасаясь от очередного «визита» французских мародеров. Автор остался бездомным нищим, но мировая культура стала на голову выше.