Олег Янковский снимался одновременно в фильме «Влюблён по собственному желанию» у Микаэляна. Артист рассказывал: «Для меня это были две ипостаси одной роли. Про себя я ту свою жизнь называл „Бермудский треугольник“. Я разрывался между городом Владимиром (Балаян). Подмосковьем (Микаэлян) и Москвой (театр). Вечером я за рулём во Владимир, на рассвете в Москву. Я спал по 3—4 часа в сутки. Но был на подъёме, сильнейший импульс давало то, что нравилось работать, роли нравились. Исповедь. Искренность. Доброта».
Кульминация «Полётов…» — сорокалетие героя, день рождения, который едва не стал днём смерти. Режиссёр устраивает карнавально-шутовское действо, большой эпилог, где сошлись почти все персонажи фильма.
Финал фильма — в отличие от сценария Мережко, в котором герой погибал, — принципиален. Олег Янковский всё время, даже годы спустя, мысленно возвращается к Макарову, едва ли не в каждом своём интервью:
«Помните „Полёты во сне и наяву“ — когда бежит с факелом взрослый человек, когда мой герой зарывается в сено и застывает в эмбриональном положении? От безысходности, от пустоты. Это было отражением состояния большого числа интеллигентных людей. Умных, образованных, но неприкаянных, растрачивающих себя попусту. Рефлексия. Есть такое определение: лишний человек.
Конечно, и во мне есть что-то от Макарова, как и в каждом из тех зрителей, кто писал мне: это и про меня, это и про мою жизнь. Как и в каждом сорокалетнем человеке, который задаётся вопросом: а как я прожил эти сорок лет, главную половину жизни?.. Вообще, кто решится сказать, что он не переживал никогда подобного состояния внутреннего разлада с собственной судьбой, с самой жизнью, кто не ощущал на каком-то пороге груза несбывшегося, неосуществленность?»
Фильм «Полёты во сне и наяву» вызвал споры, неоднозначные оценки. Мудрый Марлен Хуциев сказал справедливые слова: «По-моему, прекрасная картина. И свободная. Что мне пришлось по душе — в ней выражено гораздо большее, чем то, что изображено».
Критики отметили изобразительную культуру «Полётов во сне и наяву». Фильм делали увлечённые люди, тонко чувствующие силу экрана. Любой эпизод в плане его постановочно-операторского решения разработан динамично и живописно.
Сам Роман Балаян так объясняет успех картины: «Снимая „Полёты…“, я тешил себя надеждой, что фильм не устареет и через десять лет. В нём есть некая загадка: до конца ведь непонятно, куда стремится герой, чего хочет, кто прав, а кто не совсем. При этом все они в фильме люди хорошие, но почему же тогда всем им так плохо?! Об этом стоит задуматься…»
«ВОЕННО-ПОЛЕВОЙ РОМАН»
В «Военно-полевом романе» нет ни одного боя, и есть фронт. Окопы, походные кухни, марши… Главный герой фильма юный солдатик Саша Нетужилин (Н. Бурляев) был поражён медсестрой Любой (Н. Андрейченко), фронтовой любовницей комбата Неронова. Саша три раза видел «женщину товарища майора», несколько раз слышал её смех да один раз подрался за неё, точнее за оскорбительные слова, сказанные по адресу «майорши».
«Сколько грязи вылито в адрес этих молодых женщин в тылу, и с каким обожанием, с какой надеждой на жизнь и верой в бессмертие смотрели на них там, на фронте: пусть не все, но смотрели. На войне им было труднее, чем мужчинам, а после неё — труднее вдвойне. За очень редким исключением», — отмечал писатель-фронтовик Борис Васильев.
В фильме не будет этого исключения. Здесь будет гибель комбата, одиночество, и — дочь на руках. После войны Саша Нетужилин встретит Любу московской зимой возле ЦУМа. Пританцовывая на морозе, она бойко торговала горячими пирожками.
Все бежали мимо, а Саша вдруг замер перед вульгарной, грубой и неопрятной лотошницей. Почему он остановился? Ведь у него — чудесная умница-жена Вера (И. Чурикова), которую он любит, с которой ему легко и просто.
Борис Васильев пытается ответить на этот вопрос: «Саша сражается со всеми (и прежде всего — с нею) не за то, чтобы вполне конкретная Люба Антипова стала его женой или возлюбленной; он сражается за её воскрешение. У него есть совесть. Наша, общая совесть, которая поэтому и называется гражданской: ему мучительно больно за то, во что превратилась прекрасная „женщина товарища майора“, и стыдно, как мы — мы все, вместе! — могли это допустить. И он начинает очищать её от скверны, высекать нежную, любящую и верную жену и мать из серого асфальта московских улиц».