100 великих речей

Великий русский юрист, судья, государственный и общественный деятель, писатель Анатолий Фёдорович Кони (1844–1927) за свою жизнь прошел все ступени прокурорской и судебной иерархии. Всегда оставаясь проповедником нравственности в судебном процессе, Кони основал новую науку – судебную этику. Прославился юрист и как создатель русской школы судебного красноречия. Участвуя в качестве обвинителя в крупнейших процессах, он произнес речи, признанные хрестоматийными. Одной из них стало заключение обер-прокурора Сената А.Ф. Кони по делу земского начальника Харьковского уезда кандидата прав Василия Протопопова, устроившего самосуд над крестьянами и обвиняемого в преступлениях по должности.

Если воспользоваться спортивными терминами, А.Ф. Кони в красноречии был мастером на любых дистанциях – и на спринтерских, и на стайерских. Будучи адвокатом, Анатолий Федорович мог одной репликой, экспромтом, даже шуткой подвигнуть колеблющихся судебных заседателей к принятию решения. Однажды подсудимого стали обвинять в воровстве на том основании, что в его сумке нашли воровской инструмент.

– Тогда и меня судите за изнасилование! – заявил Кони.

– Но ведь факта не было! – возмутился судья.

– Но инструмент-то имеется!

Исходя из нравственной оценки деяния обвиняемых, Кони мог и усугубить участь своих подзащитных. Будучи защитником группы насильников, надругавшихся над несовершеннолетней девочкой, Кони фактически обвинил их еще больше. Он начал свою речь словами:

– А могло быть и хуже!..

– Ну куда же хуже? – воскликнул судья. – Хуже быть не может!

– Может! – возразил Кони. – Если бы это была ваша дочь, господин судья!

А вот свои обвинительные речи Кони готовил тщательнейшим образом, выстраивая из фактов, свидетельских показаний и собственных умозаключений нерушимое здание обвинения, в основании которого лежал прочный фундамент законов. Прокурор исповедовал кредо: «Я слуга правосудия, а не лакей правительства». Деятелям же судебного состязания он советовал не забывать, что суд «есть школа для народов, из которой, помимо уважения к закону, должны выноситься уроки служения правде и уважения к человеческому достоинству».

Исторической называют обвинительную речь Кони, произнесенную им в Сенате, по делу бывшего земского начальника Харьковского уезда Протопопова. Речь стала единственной за 1889–1917 гг., осудившей чиновника от правосудия – земского начальника. И не потому, что Протопопов единственный нарушил закон – лишь одно это дело было доведено до уголовного суда. Остальные решались не в судебном порядке, дабы не выносить сор из полицейской избы и не будоражить общественность. Однако одной этой речи хватило, чтобы явить миру всю мерзость прогнившего полицейского аппарата царской России; речи, в которой Кони хоть и тщетно, но призвал Сенат лишить земских начальников полноты судебной власти и восстановить земские суды, кои упразднил в 1889 г. Александр III.

Как правило, земскими начальниками, наделенными неограниченными полномочиями, призванными контролировать деятельность органов крестьянского общественного управления и быть первой судебной инстанцией для крестьян, назначались дворяне, выпускники университетов. Тем удивительнее, как много среди них было держиморд, третирующих сельское население и жестоко расправлявшихся с недовольными крестьянами.

А.Ф. Кони. Художник И.Е. Репин. 1898 г.

Кто же такой был Василий Протопопов и какие преступления он совершил? Выпускник Императорского Харьковского университета, только что получивший должность земского начальника в Харьковском уезде[10], за 19 дней своей службы – с 8 по 27 сентября 1890 г., «ознаменовал себя служебными действиями, энергический характер которых имел результатом предание его, по постановлению совета министра внутренних дел, суду». После того как Харьковская судебная палата исключила Протопопова из службы за превышение власти, бывший земский начальник подал апелляционную жалобу в уголовный департамент Сената.

22 февраля 1893 г. приступили к рассмотрению дела. Заключение давал обер-прокурор Сената А.Ф. Кони. Это было одно из 600 кассационных заключений, которые Кони произнес в Сенате с 1885 по 1895 г.