Мейн Руссо Бокер родился в 1890 году в Чикаго. Его предки были гугенотами, приехавшими из Франции в Америку в 1640-х годах, чем он всегда немало гордился. С детства он увлекался музыкой, в частности, оперной, и рисованием. В 1908 году он поступил в Чикагский университет и собирался полностью отдаться изучению искусства, как внезапно, к концу первого года обучения, скончался его отец. Нужно было зарабатывать на жизнь, и Мейн отправился в Нью-Йорк, где стал посещать занятия в одной из нью-йоркских школ, а также искать работу в журналах в качестве иллюстратора. Спустя два года, в 1911-м, он убедил мать продать их дом в Чикаго и, наконец, осуществил свою мечту — отправился в Европу. Мать, миссис Бокер, и сестра Лиллиан отправились вместе с ним.
Мейнбокер
Молодому человеку казалось, что по-настоящему изучать искусство, оставаясь в Америке и не увидев Европу, невозможно. Там, как он позднее говорил, у него появилось ощущение, что он «родился заново». Мейн учился в Мюнхене и часто ездил в Париж. Для человека, обожавшего музыку, живопись и архитектуру, это было раем на земле. Однако из этого рая и он, и многие другие оказались изгнаны, началась Первая мировая война.
Семья вернулась в Америку. Мейн попробовал себя в качестве дизайнера — в частности, он начал продавать свои эскизы, а ещё придумал костюм для одной из своих знакомых, которая появилась в нём на благотворительном модном показе. В 1917 году он вернулся обратно в Европу — уже как военный. Мейн поступил на службу, получил чин старшины, и вскоре их экспедиционный разведывательный корпус был отправлен во Францию. После окончания войны он решил остаться в Париже — в Америке, как ему тогда казалось, его не ожидало ничего интересного.
Это были годы, когда активно развивалась профессия иллюстратора модных журналов, а у него был талант рисовальщика и умение подмечать все нюансы. Поначалу это служило ему только дополнительным заработком, Мейн серьёзно занимался музыкой, и даже собирался стать певцом. Однако буквально перед тем, как он должен был начать свою карьеру в этой области, он внезапно потерял голос… На восстановление ушло три года, и за это время рисование, которое вначале отошло на второй план, выступило на первый. Три года Мейн проработал в журнале «Харперс Базаар», затем перешёл в «Вог». Там он провёл семь лет — сначала в качестве одного из редакторов, а затем стал главным редактором французского издания.
А осенью 1929 года он решил — причём решение это было совершенно неожиданным для него самого, этакий внезапный порыв — открыть свой собственный дом моды. С этого момента Мейн Руссо Бокер превратится в «Мейнбокера» (он взял за образец название дома своего любимого кутюрье, Огюсты Бернар, чья марка называлась «Огюстабернар»). С самого начала Мейнбокер начал ориентироваться на мир роскоши, работать только для самых взыскательных клиентов, чьи вкусы, он был уверен, сумеет удовлетворить.
Его великолепный салон на авеню Георга V в Париже больше походил на роскошную гостиную — зеркала, мраморные камины, вазы с цветами. Планка была задана сразу очень высокая — только некоторым изданиям, включая «Вог» и «Харперс Базаар», где он в своё время работал, «Нью-Йорк таймс» и ещё нескольким, он разрешал публиковать информацию о своих коллекциях — и только на первых страницах! На показы приглашалась горстка избранных, причём он ввёл правило — гость должен был гарантировать, что совершит минимум одну покупку. Стоимость гарантии определялась стоимостью самого недорогого платья из коллекции — именно эту сумму нужно было заплатить, если гость так в результате ничего и не покупал. Условия были довольно жёсткими, но и клиенты, и пресса их принимали, потому что Мейнбокеру было что им предложить.
Много лет проработав в модных журналах, он изучил этот мир изнутри. Вкус у него был, что называется, безупречным. Предпринимателем он тоже оказался отличным. И — отличным же кутюрье. Большое влияние на него, как и на многих тогдашних модельеров, оказала Мадлен Вионне. Крой по косой, плавно ниспадающие драпировки — Мейнбокер активно использовал их при создании своих нарядов. Заметим, безумно элегантных, но при этом безумно простых. Чем меньше отделки, тем лучше, полагал он. Платья были идеально скроены, отлично сидели на фигуре, были достаточно скромными для того, чтобы их носили герцогини, и при этом достаточно соблазнительными для того, чтобы их носили дамы полусвета. Качество работы было высочайшим, ткани — самыми лучшими, а цена… цена заоблачной, что сразу обозначило круг клиентов — только сливки общества. Он «одевал женщин, делая из них леди», и при этом с каждой клиенткой он был знаком лично, умело подбирая именно то, что ей к лицу.