100 великих узников

Из Парижа узник был выслан потом в замок Сюлли, где у его отца было много знакомых. Здесь собралось многочисленное общество, занятое исключительно устройством всевозможных развлечений и увеселений. Ф.М. Аруэ не замедлил найти много удовольствий, от которых отрывался лишь для сочинительства стихов знакомым дамам. В своих письмах он сообщал, что в Сюлли жить приятно и только одно отравляет его веселую жизнь – сознание необходимости оставаться здесь. Ссылка оставалась все-таки ссылкой, и тогда по совету одного из друзей он написал послание к герцогу Орлеанскому с единственной просьбой – прочесть предлагаемые стихи, чтобы через сравнение убедиться, что их автор не может быть сочинителем отвратительных куплетов. Послание имело успех, и в начале 1717 года его возвратили из ссылки. Регент даже пожелал принять бывшего узника, простил его, хотя и не был до конца уверен в его невиновности.

Вместо смирения и раскаяния молодой Аруэ не замедлил послать новый, не менее скандальный куплет, свидетельствовавший о необыкновенной способности герцога Орлеанского всем забавляться, все позволять и все выслушивать. Поэт нисколько не щадил регента, нападая на самые дурные поступки и стороны его характера – как действительные, так и предполагаемые.

Полиция, уже следившая за автором, доносила, что он не может произносить имя регента без озлобления. Чтобы наказать поэта, на этот раз ухватились за анонимную поэму «Я видел» – самый неистовый памфлет на регента и его окружение, который в то время ходил по рукам. Он метко бичевал скандалы и злоупотребления, которые происходили повседневно и на глазах у всех в последние годы царствования Людовика XIV. Сатирик указывал на королевскую власть как на главную причину всех изображаемых им ужасов.

Друзья поэта, находившие это произведение превосходным, подтвердили, что видели, как он его писал. Враги с радостью ухватились за их заявление, хотя «Я видел» было написано Ле-Бренном, который был так напуган опасным успехом сатиры, что все свалил на Ф.М. Аруэ. Регент был очень недоволен этой сатирой и воспользовался ею, чтобы наказать человека, так насолившего «Царствующим ребенком». 16 мая 1717 года, прекрасным весенним утром, к Ф.М. Аруэ явились агенты. Впоследствии в стихотворении «Бастилия» он очень живо и картинно описал и свой арест, и свое новое жилище. Хотя в Бастилии с узником обращались неплохо, но жилось ему здесь несладко. Особенно страдал Ф.М. Аруэ от отсутствия предметов туалета, поэтому он просил принести «два индийских платка – один для головы, другой для шеи, ночной чепец, помаду» и тому подобные вещи. Однако не забывал он и про своих «домашних богов» – Гомера и Вергилия.

Спасала его в заключении только работа. Болезнь, неудачи, несчастья Ф.М. Аруэ настолько заменил книгами, пером и свободой духа, что ему временами даже удавалось забывать о разочарованиях и невзгодах. Он задумал большую эпопею «Лига», впоследствии получившую название «Генриада», которую начал писать (по собственному своему признанию) в порыве энтузиазма, почти без размышления… и без большой надежды на возможность ее закончить. В тюрьме он окончательно отделал и трагедию «Эдип», хотя ему не давали ни бумаги, ни чернил. Но в подобных ситуациях человек оказывается очень изобретательным, и Ф.М. Аруэ писал свои стихи карандашом между строчками одной книги.

В Париже узника не забывали, хотя чаще всего говорили о нем зло и пророчили, что он больше не увидит дневного света и что его заключили в Бастилию навечно. Однако хлопотали о нем и покровители, и 11 апреля 1718 года поэт вышел из тюрьмы. Осенью того же года состоялось первое представление его первой пьесы. Трагедия «Эдип», которую автор впервые подписал фамилией «де Вольтер», имела шумный успех. Критика объявила его достойным преемником Корнеля и Расина, теперь он – писатель, обласканный герцогом Орлеанским. Разве иначе позволил бы регент посвятить трагедию своей супруге, назначил бы автору ежегодное вознаграждение в 2000 ливров, пожаловал бы золотую медаль?

При аудиенции регент спросил Вольтера, хорошо ли ему работалось в Бастилии и можно ли надеяться, что пребывание его там послужило на пользу литературе? Вольтер поблагодарил герцога за то, что тот взял на себя заботу о средствах к его жизни, однако при этом добавил: «Но Ваше Высочество, я умоляю Вас не заботиться впредь о моей квартире».