А могут ли гастрономические привычки влиять на подверженность душевным заболеваниям? Статистика показывает, что от приступов маниакально-депрессивного психоза страдают 2,6 % израильтян, 1,4 % жителей Центральной Европы и всего лишь 0,3 % жителей Тайваня. Исследователи из Колумбийского университета считают, что такая «нечувствительность к невзгодам», «огрубелость души», защищающая островитян от депрессии, проистекает из того, что они постоянно питаются рыбой, а вместе с ней потребляют очень много омега-3-ненасыщенных жирных кислот, которые не дают развиться болезни. Но насколько верно такое объяснение?
Чем больше мы пытаемся понять природу душевных заболеваний, выяснить, например, отчего возникает та же шизофрения, тем понятнее нам становится, что мы и впрямь более всего напоминаем лунатиков, бредущих по краю крыши. В любой момент мы можем соскользнуть в бездну безумия. Тысячи путей ведут нас туда, а иногда что-то прямо толкает нас в эту бездну.
Людям, наблюдавшим за тем, как другие постепенно впадают в безумие, как у них развивается душевная болезнь, с особой отчетливостью понятно, что наш ум – прибегнем к еще одному сравнению – напоминает огромный, прекрасно снаряженный корабль, который удерживается у причала лишь тонкой бечевой. Внезапный порыв ветра, эта воля обстоятельств, легко оборвет ее, и корабль тихонько скользнет в море бурь и вскоре будет истрепан волнами и разбит до неузнаваемости. Так же и люди, еще недавно удерживаемые волей, обязанностями, чувством долга, один за другим внезапно срываются в бушующее житейское море безумия. Почему такое случается? Это до сих пор остается тайной.
Поживем-повспоминаем
Нашу личность составляет то, что мы помним. Мы сложены из воспоминаний, словно мозаика – из отдельных камешков. Нобелевский лауреат, израильско-американский психолог Даниэль Канеман даже категорично заявил: «Вспоминающее Я определяет всю мою жизнь». Но как работает этот удивительный механизм памяти? Как пережитое превращается в воспоминания? По сути, говорит американский психиатр и нейробиолог Эрик Кандель, также нобелевский лауреат, «мы знаем слишком мало о памяти, может быть, всего лишь один процент». Но даже то, что нам известно, поражает воображение.
Если мы не в силах забыть какие-то вещи, например свою первую любовь, то это потому, что то событие буквально «врезалось в нашу память», «отпечаталось в ней» – оставило след в мозге. В нём, образно говоря, появился узелок на память о случившемся. Нервные клетки мозга образовали новые синапсы – своего рода контрольно-пропускные пункты, зоны контакта между клетками, зоны, через которые передаются сигналы.
Новые синапсы появляются прежде всего в гиппокампе, отделе мозга, где, словно мелом на школьной доске, отмечаются имена, даты, события, даже целые рисунки – образы мест, в которых мы побывали. Кажется, что невидимая рука, составляющая этот словарь дня, так же легко сотрет его, вычеркнет из памяти навсегда.
Но именно гиппокамп – та важнейшая инстанция мозга, которая решает судьбу всех мимолетных впечатлений. Большинство ждет неутешительный приговор: смутные, как тени, они исчезают и быстро забываются. Но есть и те, кому позволено будет поселиться, как во дворце, в отделе долговременной памяти. Они буквально выгравированы там – «на вечную память» от судьбы, ваяющей наш собственный образ, выставленный на мысленное обозрение. К этим воспоминаниям, как к важным чиновникам, мы снова и снова будем заискивающе прибегать, а они нас – успокаивать, обнадеживать.
Остальная информация не удостаивается этого «хранить вечно». Если она и вырезана, то не на каменных скрижалях памяти, а на воске. Некоторое время мы носимся с этими фактами, будто с монетками, зажатыми в руке, мы твердо помним, где повесили куртку, придя в гости, где припарковали машину. Но как только эти сведения послужат нам и более не станут нужны (как те монетки, брошенные в прорезь автомата), они исчезают из памяти – «мусор вчерашнего дня».
Так почему мы утрачиваем воспоминания? Потому ли, что их заслоняют новые события, случившиеся с нами, – как стопка свежих газет, брошенных на стол, закрывает то, что лежало там? Или мозг намеренно стирает старые воспоминания, чтобы запомнилось что-то новое, – подобно тому, как перед началом следующего урока дежурный стирает со школьной доски все оставленные там надписи? Какая гипотеза верна?
Ответ на этот вопрос дали авторы работы, опубликованной в 2015 году в журнале