1000 лет радостей и печалей

После ужина я отправился обратно в гостиницу. Уже было поздно, и улицы опустели, но я заметил, что перед гостиницей остановился белый седан: двое мужчин на передних сиденьях, окна опущены. Интуиция подсказала мне, что они что-то замышляют, так что я быстро подошел к ним и обратился через открытое окно: «Вы ведь меня поджидаете, да?» Они встревоженно переглянулись. Водитель завел машину и медленно отъехал, явно пребывая в замешательстве.

Меня разбудили удары и крики.

Вскоре несколько полицейских вышибли дверь и вломились ко мне. Отбиваясь, я порвал футболку и почувствовал жгучую боль от удара по голове. Я обернулся и увидел приземистого, коренастого полицейского с телескопической дубинкой в руке; выдвигающаяся часть никак не складывалась обратно после того, как сделала свое дело, и он пытался вставить ее на место. Вот какой диалог записал мой диктофон.

АЙ: Почему вы меня бьете?

ПОЛИЦИЯ: Кто вас бил? Кто это видел?

АЙ: Ах, вот как, оказывается, ведут себя полицейские?

ПОЛИЦИЯ: Какие у вас доказательства? Кто вас бил? Кто именно? И куда вас ударили? Где следы удара? Вы просто выдумываете на ходу.

АЙ: Вы тратите мое время.

ПОЛИЦИЯ: Кто вас бил? Я вас спрашиваю.

АЙ: Кто меня бил? Если вы меня не били, почему тогда у меня футболка порвалась?

ПОЛИЦИЯ: Вы ее сами порвали!

АЙ: О, то есть это я ее порвал. И сам себя побил, видимо.

ПОЛИЦИЯ: Вот именно!

Мое лицо пылало, я обнаружил, что не могу заставить себя закрыть рот; голова шла кругом, а в ушах звенело. По ходу дальнейших препирательств, пока десять миллионов жителей Чэнду спокойно спали у себя в кроватях, я постарался отправить новые посты в Twitter, чтобы подписчики по всему миру как можно скорее узнали эти новости.

Мой первый твит был в 4:35 утра: «Рано утром ко мне вломились десятки полицейских и в ответ на мое требование предъявить удостоверения побили меня. Нескольких волонтеров увезли. Полиция говорит, что нас не отпустят до полудня».

Примерно через час полицейские согласились показать мои повреждения врачу. В сопровождении полиции мы с Цзосяо вошли в лифт, чтобы спуститься. На мне все еще была разорванная красная футболка, и я встал спиной к зеркалу в стальной раме, поднял свой телефон Nokia и сделал фотографию. В этой тесноте вспышка оказалась ослепительно яркой, и стоявший рядом полицейский ошеломленно молчал. Я улучил момент и выложил эту фотографию в интернет, получив от этого такое удовольствие, что оно перевесило страх, боль и стресс от произошедшего. Несмотря на то, что полиция меня зверски избила и лишила свободы передвижения, я торжествовал и фотографию подписал так: «Лучший кадр!» Вскоре фотография распространилась по всему интернету, и новости о нашем аресте в Чэнду публиковались в режиме реального времени.

После визита к врачу меня на несколько часов заперли в гостиничном номере, а нескольких членов команды повели на допрос. Полицейские отказывались объяснять, почему нас задержали, только повторяли с сильным сычуаньским акцентом: «Пожалуйста, отнеситесь с пониманием, мы просто делаем свою работу». Только в два часа дня нам разрешили выйти из гостиницы, но суд над Тань Цзожэнем к тому времени уже закончился. Тем вечером я улетел обратно в Пекин, а когда садился в самолет в Чэнду, то могло показаться, что мне и предъявить нечего, кроме большого синяка на голове.

Вернувшись в Пекин, я быстро выдал серию твитов. «Я вернулся, — написал я в 9:52 вечера. — Чэнду, конечно, не худшее место, но определенно самое безнадежное: снизу доверху лишенное всякой доброжелательности, малейшей капли смысла и намека на нравственность». В 11:22 я добавил: «Это не слишком мучительно — пустяки. Я столкнулся с тупостью, бесстыдством и злобой полиции, но в сравнении с системой это мелочь». «В отчаяние приводит то, — написал я в 11:54, — что они отказываются от любого обсуждения, поскольку у них свой взгляд на вещи: „От меня ничего не зависит“. И поэтому они способны на все».