Густые брови сошлись на переносице, а большой палец поглаживал мою скулу. У меня отчаянно заколотилось сердце. Он даже не понимает, что творит. Он не считает, что это не нормально. Здесь в порядке вещей смотреть, как псы раздирают людей, а люди друг друга.
— Никто не обидел… мне стало страшно смотреть на то, что творилось там. Это чудовищно. Нет в твоем мире никакого добра и справедливости есть боль, страх и смерть. Ради вашей забавы.
Аднан протянул руку, чтобы вытереть вторую слезу, но я отшатнулась назад.
— Глупая наивная Альшита. То, что ты не видела ничего подобного в вашем мире не значит, что этого не существует. Они добровольно пошли на смерть ради денег. Это их сознательный выбор и каждый имеет на него право.
— А вы пришли на это посмотреть…
Несколько секунд араб не моргая смотрел мне в глаза.
— И что ты думала сделать, Альшита? Куда собралась бежать, м? Ты ведь побежала.
— Куда глаза глядят подальше от тебя. Но разве я убегу далеко? Разве твои верные псы не поймают меня, чтобы снова доставить к тебе?
Ошалев от собственной наглости, я в ужасе ждала, что может за этим последовать.
— Не убежишь… хотя я мог бы поиграть с тобой, Альшита.
Он усмехался, но глаза оставались колючими и очень холодными. Если бы лед был зеленого цвета, то он непременно выглядел бы именно так.
— Ты хочешь я дам тебе шанс? Прямо здесь и сейчас?
— Какой шанс?
— Сбежать. Дам фору. Как думаешь сколько тебе надо? Я даже прикажу открыть для тебя ворота.
Схватил меня за руку выше локтя и дернул к себе.
— Так сколько? Пол часа? Час? Сутки? Как думаешь сможешь сбежать?
— А когда ты меня найдешь? Что со мной сделают твои люди или ты сам?
Аднан раскатисто расхохотался. Он даже голову запрокинул так ему стало весело.
— Не если, а когда? Правильный ответ, маленькая ледышка. Очень правильный. Потому что, да, найду. И ты не зря боишься — я тебя не пощажу….Но ты не умрешь. Нет. Ты слишком вкусная для меня… и я слишком тебя хочу, чтобы убить так быстро. Я просто буду делать тебе больно снова и снова. Если ты не хочешь сладко… то почему я должен отказывать тебе в удовольствии корчиться от боли? Я всегда выполняю желание женщины.
Внезапно схватил меня за волосы и оттянул мою голову назад, наклонился к моей шее и провел по ней языком.
— Твоя кожа имеет особый запах…
Говорит хрипло и страстно, а сам больно держит волосы, собрав их в кулак, проводит дорожку вверх к моим губам.
— Будет так, как я хочу. Всегда. И сегодня я буду тебя брать Альшита. До самого утра. Надеюсь у тебя там уже не болит… потому что меня это больше не волнует.
Сжал мою ягодицу и впечатал меня в себя.
— Чувствуешь, как хочу тебя? Я устал ждать. Ты принадлежишь мне и твое тело тоже принадлежит мне. И не зли меня… я могу быть очень жестоким, Альшита. Невыносимо жестоким. Я не хочу быть таким с тобой. А теперь пошла к гостям.
В эту секунду я ненавидела его настолько сильно, насколько это вообще было возможно. Еще никогда в своей жизни и ни к кому я не испытывала такой ненависти.
— Нет подожди.
Схватил за руку и снова привлек к себе.
— Поцелуй меня. Я хочу, чтоб ты меня поцеловала. Сама.
И глаза диким огнем горят. Пугающим, слишком голодным и вместе с тем злым.
— Давай. Я жду.
Я приподнялась на носочки и ткнулась губами ему в губы.
— Целуй… как я тебя целовал. Учись делать то что я хочу.
Внутри поднялась волна протеста.
— Нет!
— Нет?
Стиснул мои скулы пальцами.
— Не боишься, что я тоже начну говорить тебе нет. Например, когда ты будешь умолять меня не отправлять Амину обратно к ее родне.
— Ты обещал, — просто нала я едва шевеля губами из-за болезненности в тех местах, где его пальцы давили мне щеки.
— Верно, обещал. Я свое обещание выполнил и привез ее сюда с тобой, но разве я обещал, что не отправлю ее обратно?
Я тут же потянулась к его губам, но отпрянул назад.
— Не хочу сейчас. Ночью целовать будешь.
Мы приехали в гостиницу уже за полночь. Рамиль меня привез. Аднан с нами не поехал и молилась чтобы он ушел к своей жене и остался там, чтобы не приходил ко мне… не трогал меня. Потому что страшно, потому что глаза его видела и точно знала — не будет по-хорошему и нежно. Рамиль долго смотрел на меня еще в машине, молча. Когда в номер поднялись протянул мне флягу, украшенную серебристыми цветами.
— Давай, Альшита, большими глотками пей. Глаза закрой и глотай. Трястись перестанешь и расслабишься.
— А что это?
— Лекарство, что ж еще.
Я с недоверием посмотрела на евнуха, взяла флягу и зажмурившись глотнула, обожгло горло, хотела выплюнуть, но проклятый араб, придержал мне затылок и флягу, сдавил и я вынужденно глотнула еще несколько раз. Когда выпустил я задыхалась и тряслась всем телом еще больше, хватаясь за горло мне тут же дали стакан, и я отпила воды, задыхаясь и силясь сделать хоть один вдох.
— Что это? Это коньяк? Водка? Что это за дрянь ты мне дал.
— Хорошо выдержанный шотландский виски. Друг привез пару месяцев назад.
— Вы… вы ведь не пьете, Вам нельзя.
— Конечно не пьем. Ты разве видела, чтоб я пил? Это ты пила, а я нет.