10000 лет до нашей эры. Книга 2

Ответ в опустевшей квартире с собранными чемоданами по центру – на кухонном столе баночка, купленная по рецепту. В ней полным-полном таблеток.

Раз не пила, а рецепт был выписан, то все ясно.

Мой голос – это шепот прибоя, и мама оборачивается к морю. Она смотрит на море так внимательно, словно ждет, что я сейчас выплыву обратно. Что все это лишь шутка. Розыгрыш. Ошибка.

Я маню ее к океану, хочу, чтобы она коснулась воды. Тогда я смогу подарить ей капельку того спокойствия, которое способна дарить стихия.

Мама идет по песку, медленно, завороженно, как очарованная колдуньей принцесса. Слишком медленно.

Ее окликает папа. Он катит перед собой мой «Швинн» с облупленной краской на раме. Мама останавливается. В шаге от воды.

Мама!

Поздно, папа обнимает ее и уводит от океана. Он не хочет рисковать.

«Выпьем кофе», – говорит он.

Океан шелестит прибоем, разлетаются искрами недовольные волны. Мама еще вернется на этот берег. Я знаю. И я буду ее ждать.

А пока… я решаюсь на невозможное, решаюсь попросить у воды показать Питера и Хлою. Какими океан и этот берег запомнили их.

Я слышу, как Питер рассказывает о древних наскальных рисунках. Он сидит на песке и сосредоточенно разводит в каменной ступке ярко-красную краску, подливая океанической воды. Это особая смесь из красной глины, золы и жира. Питер погружает в краску ладонь и касается камня. На нем остается ярко-красный отпечаток.

Питер пускается в рассуждения о древних художниках, которые оставили десяток отпечатков своих рук в пещере во Франции. Он говорит о знаменитой сцене охоты и изображенных на потолках бизонах, лошадях. Когда ты смотришь на эти рисунки, говорит он, создается полное впечатление, что животные бегут по потолку. Они были невероятными художниками, Майя, попробуй и ты, нарисуй что-нибудь одними только руками…

Волна вдруг вытолкнула меня из воспоминаний, накрыла с головой. Течение протащило по гальке.

Мои ладони были красными, но не от краски. Я расцарапала их о камни.

Пляж превратился в болото. На поверхности океана росли волны, и они ярились, заливая берег.

Я, конечно, решила, что это последствия моего общения со стихией, и не сразу поняла, что это не так. Громыхая, как сорвавшаяся с горы телега, высокая волна пронеслась по океану, и на всей скорости влетела в деревья на берегу, справа от меня. Захрустели под напором воды стволы. Орали запутавшиеся в ветвях птицы, которые остались живы к этому моменту.

Страх перед могуществом стихии парализовал меня, пригвоздил к месту, и я не сразу побежала прочь. Вместе со мной течение устремилось вглубь острова. Холодная морская вода бурлила и пенилась, подхватывая трофеи на своем пути: ветки, листья, молодые тонкие деревца. Кожаная одежда набухла и разом потяжелела.

Хотя лагерь был сравнительно недалеко, обратная дорога заняла куда больше времени. А еще я чуть не промахнулась и не пробежала мимо. Наши плетеные дома не были рассчитаны на девятый вал. Те, что плохо держались, просто смыло в лес, другие шалаши были затоплены по самую крышу. Я добралась до лагеря, когда и лагеря-то уже не было.

Безмолвные сестры не растерялись и спасли то, что ценили больше всего – бобы. Те самые бобы, что мы собирали столько времени, а я пустила на эксперименты по сотворению кофе.

Женщины поднимали высоко над головами кожаные узлы, из прорех в которых нет-нет, да высыпались крошечные зернышки. Они несли их в больших раковинах, плетеных корзинах, в узлах из шкур, одним словом, в чем угодно. Мне даже стало стыдно, что я спасала собственную жизнь, а не урожай. Но обо мне подумали за меня. И тут же вручили корзинку. Пришлось прижать ее к груди, чтобы дно не касалось воды, уровень которой уже достигал бедер.

Корзина мешала обзору и это еще мягко говоря. До того, как она оказалась в моих руках, я упрямо глядела под ноги, хотя ни ног, ни дна давно было не разглядеть. А с корзиной на руках я почувствовала себя ослепшей.

Остальные шли, точно зная, куда следует эвакуироваться в случае потопа, так что понемногу я успокоилась и просто двигалась за ними. Идти след в след, как по снегу, в воде, конечно, не получалось, но я старалась.

Вдали темнела единственная на острове гора, куда и стекались все жители.

Сначала что-то коснулось моей ноги – холодное, скользкое и явно живое. Уже одного этого было достаточно, чтобы умереть от разрыва сердца. Но я лишь сдавлено вскрикнула и побежала вперед. Зерна выпрыгивали из моей корзины, как живые.

Усеянная белыми горошинами вода забурлила.

– Стой! – крикнула мне Старшая сестра.

Ага. Я бы остановилась, обязательно остановилась, если бы рыбы не стали выпрыгивать из воды. Толщиной в две моих руки, с разинутыми ртами, в которых – ну конечно! – сверкали клыки.

Одна из них ударила по корзине хвостом. Я едва удержала ее в руках. Чье-то упругое гибкое тело скользнуло вдоль моих бедер, а затем рыбина, выпрыгнув из воды, все-таки выбила из моих рук корзину. Волны стали белыми от зерен.

Рыбами как будто овладело безумие, а я словно оказалась в центре котла с кипящей ухой. Они прыгали, брызгались, клянусь, пищали и даже дрались между собой.