10000 лет во льдах

– Так и есть, – ответил барон. – Неизбежные задержки, вызванные воспроизведением сообщений на разных станциях маршрута, делают операцию более утомительной и затяжной, чем мой метод. Я получаю новости из первых рук, – продолжал он, улыбаясь, – и мгновенно.

– Вы хотите сказать, – спросил С., – что у вас есть связь с Берлином не по обычному маршруту и обычным способом?

– Так и есть, – сказал барон. – В настоящее время я обладаю фактической монополией на величайшую телеграфную систему, мыслимую человеческому разуму: систему совершенно простую и, следовательно, полностью согласующуюся с законами природы; систему, также способную к бесконечному расширению и широчайшей полезности.

– Простите меня за мой скептицизм, – возразил С. – Моя вера в происходящее пошатнулась. Тем не менее, у вас есть лучшее доказательство действенности вашей системы, какой бы она ни была, в фактах, свидетелями которых мы только что стали.

– Не пугайтесь, – смеясь, ответил барон. – Я не профессор оккультных наук, но возьмусь объяснить этот эксперимент логическим образом и подкрепить его тщательными научными доказательствами, прежде чем вы уйдете. Молю, не низводи меня до духовного общения с бедным, измученным сатаной, не позволив мне привести доказательства в свою защиту.

С. покраснел (чудо более редкое, чем черный лебединый пух), и барон, снова повернувшись к телефону, позвал, как и прежде: "Франц!"

Без малейшей задержки последовал ответ, как будто произнесенный кем-то в соседней комнате, и, как обычно, по-немецки.

– Облачно или ясно? – спросил барон.

– Чисто, – ответил голос.

Барон сделал пометку в своей записной книжке, показав, что он занимался, среди прочего, сбором сравнительной статистики в метеорологии.

– Франц, – продолжал он, – мой человек, старый слуга, которого я оставил присматривать за моим домом в Берлине на время моего отсутствия. Как вы видите, он очень охотно информирует меня про актуальные темы. Поэтому я независим от ежедневных газет в отношении вестей из дома.

"Gitte nacht" прозвучало из телефона, и на него ответил барон, который сообщил нам, что Франц уже ложиться спать.

На несколько мгновений последовала пауза, в течение которой С., казалось, был погружен в глубокую задумчивость. Наконец он заговорил с большой серьезностью и сказал:

– Герр барон, этот эксперимент столь же удивителен, сколь и необъясним. Как бы мне ни хотелось проникнуть в его природу, я не решаюсь настаивать на этом предмете, поскольку вполне естественно, что вы можете пожелать сохранить в тайне столь важное открытие.

– Вовсе нет, – сказал барон. – Единственное условие, которое я ставлю, – это то, что вы ничего не скажете об этом во время моего пребывания в Калифорнии. Вы совершенно свободны осмотреть устройство, за исключением внутренней части корпуса, который я не смогу ловко разобрать. С этим также связаны некоторые детали, которые вы должны извинить меня за то, что я оставляю за собой право раскрыть надлежащим образом и в надлежащее время. Однако я буду рад объяснить вам принцип работы в целом, если у вас будет время выслушать то, что я говорю.

Мы заверили его, что это было нашим особенным желанием узнать больше, и барон, попросив нас сесть, в то же время удобно устроившись в кресле и неторопливо скрестив ноги с видом человека, который собирается приступить к продолжительному рассказу, поведал следующее: