10000 литров чистого ужаса

Он сделал куда больше, чем требуется от спасателя по долгу службы. Ему даже чуть не оторвала руку и голову окаянная чертова тварь, у которой по неведомой, мать ее в душу, причине было лицо тети Мишлин.

Так что, будь там хоть Кати, хоть кто, пусть дальше играют в эти игры без него.

Оставалось только сказать это Иване.

Ивана тем временем наклонилась над дырой в дне ванны, видимо, соображая, как спуститься в этот колодец. Вот ведь чокнутая, с нее станется и прыгнуть. Она снова позвала Кати, но ответа не было.

— Послушай… Надо придумать что-нибудь другое. Нельзя туда лезть. Давай вернемся в шале и попросим Марка нам помочь. Или дойдем до магазина, может быть, там все-таки есть телефон… Но лезть туда нельзя, это безумие, понимаешь?

Ивана повернулась к нему, глаза ее метали молнии.

— Там Кати. Возможно, она ранена. Возможно, срочно нуждается в помощи. Надо спуститься сейчас же.

— …Это безумие… — еще раз повторил Патрис, лихорадочно ища убедительный довод.

— Безумие будет, если мы не спустимся. Я боюсь не меньше тебя, но нельзя же сидеть сложа руки. И потом, ты сам видел, с этой штукой можно справиться. Я уверена, что сделала ей больно железным прутом.

Ивана не стала дожидаться от Патриса ответа. Она села на край ванны, свесив ноги внутрь.

— Здесь не отвесно. Круто, но не отвесно. По идее, можно спуститься.

Внутренний голос Патриса прямо-таки вопил, призывая не слушать Ивану и бежать отсюда со всех ног.

— Там внизу темень…

— У нас есть лампа. Подержи-ка ее надо мной, я попробую. Спущусь на несколько метров, если получится, ты за мной. Ладно?

Патрис ничего не ответил. Молча поднял лампу, зажег погасший фитиль, протянул лампу к Иване. Ивана спустилась на метр, упираясь ногами в бугорки засохшей грязи. Переменила позу, прижалась спиной к стенке колодца и сползла еще на несколько метров. Патрис смотрел, как она удаляется. Ее мужество впечатляло, и ему было не по себе. Она держала лампу перед собой, освещая спуск, который становился все более пологим. Вот она подняла голову и помахала Патрису.

— Давай. Ничего трудного. Только сначала круто, потом нормально.

Патрис прикусил изнутри щеку и, проклиная себя, полез в ванну.

Он ощутил лицом волну теплого воздуха с тем же запахом жавеля, который впервые заметил на берегу озера. И снова задался вопросом, откуда бы ему взяться. Если где-то есть соляная кислота и двуокись марганца или что-нибудь в этом роде… Как бы то ни было, нужны очень большие количества, чтобы запахло целое озеро и, наверно, грунтовые воды тоже. В горле зачесалось, он вспомнил о синдроме Брука — жуткая гадость, астма, которая возникает, если долго вдыхать пары хлора, — и сполз по стенке колодца. Ивана ждала его, сидя на корточках, в пологой части, он кулем плюхнулся рядом с ней. Она показала ему ход, осветив его лампой. Очень узкий — продвигаться дальше надо было ползком.

— Кати! — снова позвала Ивана.

Никто не откликнулся. Патрис увидел на лице Иваны морщинку отчаяния, но она ничего не сказала и поползла первой.

Патрис последовал за ней; руки и ноги оскальзывались в мягкой грязи, места едва хватало, чтобы ползти на четвереньках. Ему пришло в голову, что, если та жуткая тварь вдруг вернется, орудовать железным прутом они здесь не смогут, и быстро отступить тоже не получится. Как давеча, когда они шли по тропке вдоль озера, он попытался отвлечься, уставившись на ягодицы Иваны, но подумал, что, может быть, сдохнет в этой грязной дыре, так ни разу и не потрахавшись, и от этого стало совсем кисло. Он прикинул, хватит ли здесь места заняться любовью, и решил, что нет — разве только в очень неудобной позе. Жалкие мысли, но, по крайней мере, он добился своего: отвлекся.

Ивана вернула его к действительности — она вдруг остановилась и погасила лампу.

— Ты что? — спросил Патрис, чувствуя близость острого приступа клаустрофобии.

— Я вижу свет, — сказала она. — Впереди, совсем близко.

31. Джей-Си

Джей-Си распахнул дверцу холодильника.

Отпрянул. Упал навзничь.

И остался недвижим.

И разорвал тишину своей тюрьмы отчаянным криком.

Перед ним в открытом холодильнике, освещенное лампочкой в 15 ватт, лежало нечто, страшнее чего он в жизни не видел. Это был ком освежеванной плоти — руки, пальцы, ноги, все вперемешку. Там и сям были словно натыканы как попало глаза, рты, зубы, носы; заостренные хоботки и когтистые лапы росли, точно грибы, на остове какого-то мертвого животного. Ком занимал почти весь холодильник, приняв его четырехугольную форму, и походил на кус мяса, засунутый в слишком маленькую кастрюлю.

Но это было еще не самое страшное.

Самое страшное — что весь этот клубок, розовый и жирно поблескивающий, был, кажется… живой.

Он трепетал, тихонько шевелился, дышал и как-то противно хлюпал и причмокивал — словно выводок щенят сосал суку.

Джей-Си отполз назад.

Нет уж, дудки, он выберется из проклятого гаража, даже если придется сломать о дверь правую руку.

Левая у него уже сломана, а ничего, не умер.

Как бы то ни было, он ни секунды больше не останется взаперти с этим куском кошмара.