101 разговор с Игорем Паниным

– Он немного о другом. О том, что власть ставила на бездарных патриотов потому, что боялась патриотов талантливых, идеалистов, людей, которые хотят и реально могут эту страну обустроить. Идейный человек властям непонятен, чужд и потому – опасен… А посредственный литературный функционер, мечтающий о льготах и командировках в ГДР, – самое оно. Ну вот мне трудно представить Черномырдина или Ельцина, читающих, допустим, Дмитрия Галковского, а вот Сергея Михалкова – запросто. Он же «Дядю Степу» написал! Тут, мне кажется, нет никакого заговора или тайной стратегии. Просто интеллект самой власти не слишком высок, поэтому она делает ставку на такие кадры.

– А, ну тогда понятно. Меня только немного смущает, что эта схема (я прочитал статью Быкова) выстроена на Софронове. Всё-таки при нём «Огонёк» был исключительно хорошим журналом. Я знаю, о чём говорю, у меня слабость к старым журналам, покупаю у букинистов и внимательно изучаю их. В софроновском «Огоньке», например, по два-три рассказа в каждом номере печатали. В том числе Нагибина, Трифонова… Это такой советский «Нью-Йоркер» был. Да и собственные «народные пьесы» Софронова не сказать чтобы так уж плохи. Просто они, может, не во вкусе Дмитрия Львовича, потому что народные? К середине 60-х у нас действительно всё испортилось, и «Огонёк» в том числе. Но Быков-то в претензии к Софронову именно за лучшие его годы, если я всё правильно понял. Политическая борьба внутри страны всегда сопряжена с так называемой идейной борьбой, в том числе, понятно, и литературной. Паны дерутся – и холопы не отстают. Но называть софроновские выступления против «Нового мира» травлей, а самого Софронова ничтожеством – это в точности такая же «травля». Не знаю, извиняет ли её то, что формально она направлена против мёртвых. Бьёт-то всё равно по живым. Фактически Быков сообщает следующее: все, кого мы назначаем антисемитами, обречены на прозябание и ничтожество. По-моему, это даже не его мысль. Быков такой же заложник дискурса, как и в своё время Софронов. Как многие из нас.

«Литературная газета», 27 июля 2011 г., № 30

Какие ворота ведут в литературный двор?

Михаил Попов считает, что власть переменит своё отношение к писателям

Попов Михаил Михайлович – прозаик, поэт. Родился в 1957 году в Харькове. Учился в сельскохозяйственном техникуме и Литературном институте. Автор трёх сборников стихотворений и многих книг прозы. Лауреат премии им. Горького (1989, 2012), им. В. Шукшина (1992), им. Бунина (1997), Московского правительства (2002), им. А. Платонова «Умное сердце» (2005), им. И. А. Гончарова (2009), Москва– ПЕННЕ (2011) и др. Произведения переводились на французский, китайский, немецкий, арабский, английский и другие языки.

– Вы родились на Украине, жили в Казахстане и Белоруссии, а затем осели в России. Это как-нибудь повлияло на ваше творчество?

– Осел я в Москве, так что мой путь – из хохлов в москали, с длительными заездами в предгорья Тянь-Шаня и на берега Немана. Глубоко благодарен всем трём своим малым родинам. Россия же для меня – всё ещё не вполне достигнутая цель и постоянная новость. Куда ни поеду – дывлюсь и дивлюсь. А лучше всех на тему писательского происхождения высказался, по-моему, М. Пришвин: «Я родился в Ельце, а своей родиной считаю «Капитанскую дочку».

– Как многие прозаики, вы начинали со стихов, а что произошло потом?

– На самом деле начинал-то я как прозаик. В юности написал несколько романов. Перед уходом в армию сжёг. И правильно сделал. Хотя мне до сих пор нравятся название одного: «Присутствие духа» и первая фраза другого: «Берегитесь, я уже родился!» Стихи появились почти вынужденно, пришлось написать 400 строк для поступления в Литинститут. Увлёкся. Хотя, наверное, соответствующее ощущение мира у меня имелось. В сельхозтехникуме, где я учился, мне больше всего нравился предмет «Защита растений», именно из-за поэтичного названия.

– А как сейчас со стихами? Или все силы уходят на прозу?

– Пару лет назад они опять стали охотно сочиняться. Как будто мне снова нужно куда-то поступать. Выпустил сборник и несколько больших подборок.