101 разговор с Игорем Паниным

– По сути, вам удалось то, о чём мечтают тысячи безвестных авторов, публикующихся на литературных сайтах и надеющихся, что когда-нибудь их заметят. Что бы вы им посоветовали?

– Я прорывался, когда самиздат в Интернете казался идеей в лучшем случае экзотической, а в худшем – сумасбродной. И потому среда была тогда гораздо более разреженной. Девять лет назад во всеуслышание заявить, что я начал с сетевых публикаций, означало вызвать недоумение – но и любопытство. Теперь же каждый начинающий автор идёт в Интернет. Я сажал чахлый росток в пустыне – те, кто выкладывает свои тексты сегодня, пытаются завести огород в джунглях. Информационный шум чудовищный, докричаться сквозь него до своего читателя очень сложно. Если у меня и будет какой-то совет – это самим создавать сайты, не под авторов даже, а под конкретные романы. Литературные серверы – это братская могила. Сторонних читателей, к сожалению, там мало. То, что должно было бы стать дорогой к признанию и к изданию, превращается в заседание клуба анонимных алкоголиков, где все вас искренне поддерживают, но посоветовать ничего не могут, потому что все страдают от той же проблемы. В Интернете трудно сосредоточить внимание на чём-то конкретном – слишком многое отвлекает, слишком высокая конкуренция контента. Задача сетевого автора – полностью завладеть вниманием и воображением читателя. Сетевой текст должен быть как капкан.

– Так почему всё-таки у вас получилось?

– Тут, наверное, стечение обстоятельств. И везения, и настроения. И амбиций издателя, и успеха моих собственных формул. Допускаю и то, что мои книги оказались кому-то интересны.

– Критики нередко упрекают вас в поверхностности. В частности, и в «Литгазете» об этом писалось. А сами-то вы что думаете о своём творчестве?

– Я слышал упрёки в том, что моим романам – «Метро 2033», в частности – не хватает фактологических или научных обоснований, в том, что я не владею матчастью. Меня, признаться, это совершенно и не смущает: я никогда не стремился писать научную фантастику и не считаю, что мои романы принадлежат к этому жанру. Меня всегда куда больше очаровывал магический реализм – а он-то не требует точных расчётов. Кроме того, надо понимать ещё, что «Метро 2033» я начал писать в семнадцать лет и в двадцать четыре полностью дописал. В том возрасте мир и устройство человеческой души представляешь себе немного иначе, чем в тридцать. Возможно, определённая поверхностность там есть. Но в «Рассказах о Родине» – новеллах о сегодняшней России – стараюсь уходить вглубь.

– Вы журналист, сценарист, теле– и радиоведущий, насколько эта «всеядность» помогает вам как писателю?

– Я больше ничего не веду на радио и телевидении – именно потому, что это очень отвлекает. Вообще понял для себя, что, занимаясь одновременно всем, не добьёшься совершенства ни в чём. Поэтому решил отказаться от ведения. Что касается опыта, то знание того, как устроена наша политическая жизнь, наш истеблишмент, наши СМИ и телевидение в особенности, очень пригодилось мне в написании «Рассказов о Родине».

– Какую нишу вы, на ваш взгляд, занимаете в современной русской словесности? Не обидно, когда пишут, что «Глуховский – это попса»?

– Не всё ли равно, что о тебе думают критики? Критики так же субъективны, как любой читатель – они просто умеют лучше аргументировать своё мнение. Но сводится всё к тому же: нравится не нравится. Это обвинение неизбежно приходит вместе со стотысячными тиражами. Попса – это то, что стало частью популярной, массовой культуры. Элиты презирают то, что нравится массам. Я не знаю, какое место мне положено в русской словесности – подозреваю, что все места уже заняты. Время, когда я мучался тревогой, выбирая для себя ролевую модель – играть ли мне в Пелевина, Акунина, Стругацких, или вовсе в Набокова, или, скажем, Платонова, прошло. Я решил вообще перестать сравнивать себя с кем-то – всё равно сравнения выходят не в мою пользу – и просто делать то, что мне хочется, что кажется интересным и правильным. И потом, вряд ли можно уже сейчас вешать мне бирку на большой палец ноги и запихивать меня в каталожные ящики: Глуховский – это вот такое-то и такое-то, его сюда. Рановато. Давайте поглядим – может, я и ещё чего сумею. Может, вы меня ещё и не узнаете.