101 разговор с Игорем Паниным

– Странно, но авторы вашей литературной ориентации (назовём это так) обычно аполитичны и придерживаются каких-то абстрактно-либеральных взглядов. Вас же принято считать правым, националистом…

– Слова «правый», «националист» и им подобные в политической реальности современной России обросли очень разными, часто взаимоисключающими значениями, поэтому тут нужны уточнения. Да, я неоднократно высказывался против совершенно бездумной и губительной иммиграционной политики руководства РФ, против установившегося у нас этнофаворитизма (бесконечное закачивание денег в «проблемные», не будем показывать пальцем, регионы, фактическая уголовная безнаказанность представителей некоторых национальных диаспор). Да, я за построение русского национального демократического государства европейского типа, которое бы защищало интересы большинства (при полном равноправии всех населяющих Россию народов и защите прав меньшинств). Да, религия и Церковь для меня – одни из главных ценностей. Если всё это подпадает под определение «правый» – о’кей, я правый. При этом я и против «либеральных взглядов» ничего не имею. Свобода и неприкосновенность личности, свобода политической и экономической деятельности, неприкосновенность частной собств енности – всё это представляется мне чем-то само собой разумеющимся.

– А насколько политические взгляды мешают продвижению вашего творчества? Были какие-то прецеденты? Вот мигрантов недолюбливаете, а многие рукопожатные литбоссы – совсем наоборот…

– А почему мои взгляды должны мешать продвижению моего творчества?

У меня, по-моему, совершенно нормальные, умеренные политические взгляды. Недолюбливаю я не мигрантов как таковых, а российскую иммиграционную политику, вернее, не недолюбливаю, а сильно ею возмущён. Никаких экстремистских высказываний, а тем более действий я отродясь не совершал. В общем, я даже и не очень понимаю, из-за каких именно моих взглядов могут возникнуть проблемы.

– Что в большей степени характеризует современную русскую литературу? Клановость или анархический разброд? И какое место вы в ней отводите себе?

– В любой области человеческой деятельности естественным образом складываются те или иные группы, которые так или иначе друг с другом взаимодействуют, и эту структуру можно, конечно, назвать клановостью. В это слово обычно вкладывается некий негативный смысл – клановость понимается как под– или даже надковёрная борьба неких, условно говоря, мафиозных группировок. Возможно, по наивности, но я не вижу какой-то особенной «мафиозности», то есть клановости в плохом смысле, в сегодняшнем литпроцессе. В литературе крутятся совершенно ничтожные (по сравнению, например, с кино или телевидением) деньги, поэтому какой-то лютой, отчаянной конкуренции между группировками и отдельными авторами я не вижу. Ну да, постоянно идут разговоры о том, что тот-то и тот-то пролоббировали продвижение того-то и того-то в шорт-лист такой-то премии, такой-то критик постоянно хвалит авторов одного журнала и ругает авторов другого, эту премию постоянно получают авторы одного издательского дома, а ту премию – авторы другого паблишинг-монстра. Наверное, это всё имеет место. Но вот почитаешь о нравах, царящих, например, в шоу-бизнесе, и понимаешь, что наши литературные интриги – по сути дела, милые и домашние. И слава Богу. Если же говорить обо мне, то у меня с самого начала моей литературной карьеры установились хорошие человеческие и отчасти деловые (совместные выступления, издания) отношения с авторами, близкими к проектам «Осумбез» и «Вавилон», а в последние годы – с «новыми реалистами», хотя чисто эстетически я себя к ним отнести, конечно, не могу.

– Вот если бы вы были критиком, то к чему бы придрались в своих собственных сочинениях?