11.22.63

Сушилку освещало белое флуоресцентное сияние, которое лилось из грязных окон красильного цеха. Я заметил цепь, которая ограждала сушилку от остального двора. Было очень темно, чтобы прочитать надпись на табличке, которая на нем висела, и вдобавок прошло почти два месяца с того времени, как я ее видел, но я запомнил: ПРОХОД ДАЛЬШЕ ЗАПРЕЩЕН, пока не будет починена канализационная труба. Желтой Карточки — или скорее Оранжевой Карточки, если тот мужчина имел теперь такое звание — нигде не наблюдалось.

Дверь затопило светом фар, я сделался видимым, словно насекомое на тарелке. Передо мною выпрыгнула моя костлявая тень. Я оцепенел, когда ко мне подкатил большой грузовик. Я ожидал, что водитель остановится, вынырнет из кабины и спросит меня, что я здесь, к черту, делаю. Он сбавил ход, но не остановился. Поднял руку в приветствии. Я тоже махнул ему в ответ, и он поехал дальше, в сторону грузовых дебаркадеров, с дюжиной пустых бочек, которые бились у него в кузове. Я направился к цепи, быстро оглянулся во все стороны и поднырнул под нее.

Я шел мимо сушилки, сердце тяжело билось в моей груди. Такт ему отбивала рана у меня на голове. На этот раз там не было обломка цемента, который отмечал бы место. «Тише, — приказал я себе. — Медленно. Ступенька вот тут».

Вот только ее там не было. Ничего не было, кроме бетона, под моей подошвой, которая искала на ощупь.

Я прошел немного дальше, но и там ничего. Было довольно прохладно, и я мог видеть легкий пар в своем выдохе, но руки и шея мои покрылись тонким слоем липкого пота. Я прошел еще немного дальше, но теперь уже был почти уверен, что зашел очень далеко. Кроличья нора или исчезла, или ее здесь вообще никогда не было, а это означало, что вся моя жизнь как Джейка Эппинга — все, от моего, награжденного премией БФА[241] садика в начальной школе до моего брошенного недописанного романа в колледже и брака со сладковато-ласковой женщиной, которая утопила мою любовь к ней в алкоголе, — было сумасшедшей галлюцинацией. Я все время был Джорджем Эмберсоном.

Я прошел немного дальше, потом остановился, тяжело дыша. Где-то — возможно, в красильне, может, в одном из ткацких цехов — кто-то крикнул «Еб тебя разтуды!» Я вздрогнул, потом вновь вздрогнул, когда вслед за этим вскриком диким хохотом взорвались чьи-то голоса.

Не здесь.

Пропала.

Или никогда не существовала.

А чувствовал ли я отчаяние? Ужас? Безраздельную панику? Ничего из этого, фактически. Что я на самом деле чувствовал, так это пока еще неясно осознаваемо облегчение. Вползали мысли: «Я мог бы жить здесь. И довольно легко. Счастливо даже».

А правда ли так? Да. Да.

Воняло около фабрик и в публичных заведениях, где все курили беспрерывно, как бешеные, но в большинстве других мест воздух было невероятно сладким. Невероятноновым. Вкус пищи только хороший; молоко доставляли прямо тебе под дверь. После периода довольно длинного отлучения от компьютера я получил перспективное видение, что дало мне возможность осознать, каким присаженным на эту сучью машинку я стал, тратя часы на чтение идиотских ссылок из электронных писем и посещение веб-сайтов по той же причине, которая заставляет альпинистов лезть на Эверест: так как он просто существует. Мобильный телефон у меня не звонил, так как никакого мобильного у меня не было, и какое же это было облегчение. За пределами больших городов, большинство народа еще находилось на спаренных телефонных линиях, а замыкали ли большинство из них дверь своих помещениях на ночь? Их беспокоила возможная ядерная война, но я находился в безопасности с моим знанием о том, что люди 1958 года постареют и умрут, никогда не услышав, что где-то взорвалась атомная бомба, разве что на испытательном полигоне. Никого не волновало глобальное потепление или террористы-смертники, которые направляют захваченные ими авиалайнеры на небоскребы.

И если моя жизнь в 2011 году не было галлюцинацией (в душе я об этом знал), я все еще мог остановить Освальда. Я просто не мог бы узнать об общих последствиях этого. Я думал, что без такого знания я мог бы прожить.

Хорошо. Первое, что надо сделать, это возвратиться к «Санлайнеру» и убираться из Лисбон-Фолса. Я поеду в Льюистон, найду там автобусную станцию и куплю билет до Нью-Йорка. Оттуда сяду на поезд в Даллас…или, черт побери, почему бы мне туда не полететь? У меня еще полно денежной наличности, и ни один из служащих авиалиний не попросит меня показать удостоверение с фотокарточкой. Все, что я должен сделать, это выложить деньги за билет, и «Транс-Уорлд Эйрлайнз» радушно пригласит меня на борт[242].