11/22/63

— Тысяча девятьсот пятьдесят восьмой. Ценители вина, наверное, знают, что это был хороший год, но сам я человек скорее пивной.

— Я тоже.

— Тогда вам, вероятно, понравится «Одинокая звезда», которая ждет вас внизу. Там целый ящик и письмо в рамочке с обещанием поставлять вам ящик ежемесячно до конца вашей жизни. И шампанское там тоже еще есть. Я видел, по крайней мере, дюжину бутылок. Вам там немало понаприсылали от Далласской торговой палаты, от Городского совета по туризму, отовсюду. Там есть цветной телевизор «Зенит», еще запакованный, есть перстень-печатка из чистого золота, с изображением президента, от ювелирной компании «Колловей», сертификат на три костюма от «Далласской мужской одежды» и куча всякого другого, включая ключ от города. Менеджмент освободил отдельную комнату на первом этаже для складирования ваших подарков, но я думаю, к завтрашнему утру им придется выделить еще одну. А продуктов сколько! Люди подвозят пироги, торты, пирожные, ростбифы, жареных цыплят, и столько мексиканской пищи, что вам хватит лет на пять. Мы их заворачиваем, а они бесятся, не хотят идти, правду вам говорю. Перед отелем стоят такие женщины... ну, скажем так, сам Джек Кеннеди вам позавидовал бы, а он легендарный ходок. Если бы вы только знали, сколько у нашего директора материалов о его сексуальных похождениях, вы бы не поверили.

— Глубина моего доверия могла бы вас сильно удивить.

— Даллас любит вас, Эмберсон. Да что там к черту, вся страна любит вас. — Он рассмеялся. Смех этот перешел в кашель. Откашлявшись, он закурил сигарету. Потом посмотрел на часы. — По состоянию на девять ноль семь вечера по Центральному стандартному времени двадцать второго ноября 1963 года вы любимец всей Америки.

— А что касается вас, Гости? Вы меня любите? А ваш директор Гувер?

Всего лишь раз затянувшись, он отложил сигарету в пепельницу, а потом наклонился ближе, сверля меня глазами. Они у него прятались глубоко в складках кожи, выглядели утомленными, но, тем не менее, были очень яркими и сообразительными.

— Посмотрите на меня, Эмберсон. Прямо в глаза. И скажите, были вы в этом деле соучастником Освальда или не были. И правду говорите, так как вранье я сразу узнаю.

Помня о его бестолковой опеке Освальда, я в это не поверил, но я верил, что он в это верит. Поэтому, втупившись ему в глаза, я произнес:

— Не был.

Какое-то мгновение он молчал. А потом вздохнул, откинулся на спинку стула и подхватил свою сигарету.

— Конечно. Не были, — пустил он ноздрями дым. — На кого же вы тогда работаете? На ЦРУ? Или, может, на россиян? Мне кажется это маловероятным, но мой директор считает, что россияне, не колеблясь, сдали бы глубоко законспирированного агента, только бы предотвратить убийство, из которого мог разгореться международный конфликт. А может, даже. Третья Мировая война. Особенно, когда людям станет известно о пребывании Освальда в России. — Он произнес название страны «Русиа» , так, как проговаривал ее в своих телепроповедях Хергис. Возможно, со стороны Гости это была такая ирония.

— Я ни на кого не работаю, Гости. Простой человек, вот и все.

Он наставил на меня сигарету:

— Так и запомним.

Расстегнув свой портфель, он добыл оттуда папку, даже более тонкую, чем та, по Освальду, которую я рассмотрел на столе у Карри. Эта папка была посвящена мне, и она будет расти в объеме... тем не менее, не так быстро, как это происходило бы в компьютеризированном двадцать первом столетии.

— Перед Далласом вы находились во Флориде. В городке Сансет Пойнт.

— Да.

— Работали подменным преподавателем в школьной системе Сарасоты.

— Правильно.

— До того, как мы считаем, вы некоторое время находились в…Деррене? Деррен, это в Мэне?

— Дерри.

— И чем вы там занимались?

— Начал писать свою книгу.

— Угу, а до этого?

— То там, то там, по морям по волнам.

— Что еще вам известно о моих отношениях с Освальдом, Эмберсон?

Я хранил молчание.

— Не играйте из себя такого уж стыдливого. Искренне между нами, девочками.

— Достаточно, чтобы организовать неприятности для вас и вашего директора.

— Если?

— Разрешите мне изложить это так. Количество неприятностей, которые я создам вам, будет пропорционально количеству неприятностей, которые создадите мне вы.

— Будет ли корректным понимать это так, что, когда дело зайдет о неприятностях, вы готовы компенсировать недостаток того, чего не знаете наверняка…и не в нашу пользу?

Я ничего не сказал.

Он продолжил, говоря, словно сам с собой:

— Не удивительно, что вы пишете книгу…Вам следовало бы ее закончить, Эмберсон. Это явный бестселлер. Так как вы очень ловкий тип в выдумке историй, это я вам говорю. Сегодня днем вы звучали весьма правдоподобно. И еще вы знаете вещи, которых не должны были бы знать, что заставляет нас считать вас далеко не частным лицом. Так скажите, кто вас натравил? Это Энглтон, его Фирма? Он же, разве нет? Этот хитрый любитель выращивания роз.